Разделы сайта
Выбор редакции:
- Кбк усн доходы минус расходы клерк
- Как испечь высокий пышный бисквит
- Пирог с клубникой в домашних условиях – простые и вкусные рецепты
- Морковный пирог — лучший рецепт с фото пошагово
- Рецепт: Колбаски из баранины с зеленью - Колбаски из баранины с зеленью и курдючным жиром Домашняя колбаса из баранины в кишках рецепт
- Печенье "мазурка" с грецкими орехами и изюмом Ингредиенты для крема
- Готовим лазанью с фаршем
- Калорийность скумбрии запеченной в фольге в духовке Скумбрия в духовке калорийность на 100 грамм
- Маш в мультиварке Приготовление маша в мультиварке
- Варим повидло из красной смородины на зиму – рецепт приготовления смородинового повидла в домашних условиях
Реклама
Цезарь. Корнелий сулла, луций Луций корнелий сулла счастливый личность в истории |
Первый пример жестоких междоусобных войн подали Марий и Сулла. Сами древние авторы считали, что вражда между Суллой и Марием была сначала основана на почве чисто личного соперничества, но затем переросла в явление государственного масштаба. Соперничество возникло еще тогда, когда Сулла, будучи квестором Мария, захватил в плен Югурту, а затем во время Союзнической войны своими удачными действиями совершенно затмил славу стареющего полководца. В 89 г. Сулла был избран консулом и ему было поручено ведение войны против понтийского царя Митридата VI (который пытался уничтожить римское господство на страны эллинистического Востока). Из Малой Азии Митридат, окрыленный своими победами, направил войска на Балканский полуостров. Положение становилось критическим. Римляне оказались перед реальной угрозой быть вытесненными из восточной части Средиземноморья. Для сенатских кругов это означало крах всей восточной политики, для всадничества -- угрозу полного разорения. Вопрос о войне с Митридатом приобретал первостепенное значение. На фоне этих событий соперничество между Марием и Суллой выступило в совершенно новом и неожиданном аспекте. Оба они оказались претендентами на пост главнокомандующего в предстоящей войне: Сулла -- от сенатских кругов (также от оптиматов), Марий -- от всадничества (популяры). Дальнейшие события борьбы были сложными и даже трагичными: Сулла с уже навербованным им войском находился в Кампании (около города Нола), когда туда прибыли два военных трибуна и потребовали, чтобы он в соответствии с решением народного собрания передал командование Марию. На солдатской сходке, где Сулла выступил с речью перед солдатами, военные трибуны были побиты камнями, а войско потребовало от Суллы вести его на Рим. Впервые в своей истории Рим был взят римскими же войсками. Марий и его приверженцы бежали. Сулла, захватив власть и расправившись со своими политическими противниками, осуществил некоторые реформы, суть которых сводилась к ограничению роли народного собрания и трибуната. Однако все эти меры носили довольно поспешный характер: Сулла стремился как можно скорее повести солдат в нетрудный и в то же время сулящий богатую военную добычу поход против Митридата. Сулла и его войско пробыли на Востоке в общей сложности четыре с половиной года. В результате территория Греции была полностью очищена от войск противника и военные действия перенесены в Малую Азию. Митридату не оставалось ничего другого, как просить о мире. Сулла пошел на сравнительно мягкие и компромиссные условия. Такая уступчивость объяснялась лишь одним: Сулла торопился вернуться в Рим, где за время его отсутствия многое изменилось - в Риме произошел марианский переворот. Во главе его стоял консул Луций Корнелий Цинна, а затем к нему присоединился вернувшийся в Италию Марий. Переворот ознаменовался жестокой расправой и разграблением имущества сулланцев. Затем состоялись выборы консулов на 86-й год. Вторично консулом был избран Цинна и в седьмой раз Марий, который, однако, через несколько дней после выборов умер. Все законы Суллы были отменены. Новые граждане распределялись по всем 35 трибам. Проводилась частичная кассация долгов. Кроме того, марианцы готовились к предстоящей неизбежной борьбе с Суллой. И хотя на одной из бурных солдатских сходок Цинна был убит, некоторые италийские города поддержали марианцев. Набор войска продолжался. Сулла высадился со своей армией в Брундизии весной 83 г. Это было началом нового этапа гражданской войны, которая развернулась на территории Италии и продолжалась полтора года. Осенью 82 г. в битве у Коллинских ворот, ведших в Рим с севера, марианцы были окончательно разгромлены, а Рим вторично взят с бою войсками Суллы. На сей раз победа сулланцев ознаменовалась таким террором, перед которым померкли все предыдущие кровавые события. Были введены знаменитые проскрипции, т.е. публикация списков тех лиц, которые по тем или иным причинам казались Сулле подозрительными. Попавшие в эти списки объявлялись вне закона: каждый мог их безнаказанно убить. Имущество проскрибированных подвергалось конфискации; часть его выплачивалась как награда убийцам (или доносчикам). Во время проскрипций было казнено 90 сенаторов и 2600 всадников. Сулла щедро наградил своих солдат. Помимо военных трофеев, всяческих наград и раздач при триумфе он вывел ряд колоний на территории самой Италии, наделив 100 тыс. своих ветеранов земельными участками. Для этих целей земля конфисковалась у ее владельцев в тех общинах и городах, которые поддерживали марианцев в ходе гражданской войны. Раздавая участки земли ветеранам, Сулла достигал сразу нескольких целей: он возрождал мелкое землевладение и тем укреплял силу римской армии; он создавал в лице поселенных ветеранов своих верных приверженцев. Если некогда аграрный вопрос использовался как орудие демократии, то в руках Суллы он стал орудием олигархии и личной власти могущественного диктатора. В самом Риме Сулла создал себе верную опору из 10 тыс. корнелиев -- так стали называться отпущенные им на волю рабы казненных при проскрипциях. Сулла восстановил все те реформы, которые были им проведены после взятия Рима в первый раз. Кроме того, еще больше увеличивалось значение сената - расширялисьего судебные функции. Число сенаторов удваивалось (600). Возросло и число магистратов: преторов, квесторов. С другой стороны, снова ограничивались права комиций и народных трибунов. Было объявлено, что те лица, которые занимали эту должность, не имеют права на другие магистратуры. Таким образом, значение трибуната не только обесценивалось, но он даже превращался в препятствие на пути к достижению консульской должности. Реформаторская деятельность Суллы затрагивала почти все стороны существования Римского государства. Сулла не мог не видеть, что наделение правами римского гражданства почти всех жителей Италии уничтожало основы полисного строя, саму основу civitas. Если раньше Рим оставался общиной, границы которой охраняло войско -- ополчение граждан, земельных собственников, а верховная власть принадлежала народному собранию тех же граждан, то теперь положение изменилось. Вместо полиса Рима появилось государство Италия, вместо армии-ополчения граждан, собираемого от случая к случаю, возникло профессиональное войско; собрание граждан уже невозможно было созвать в силу многочисленности граждан. Таким образом, 50-летняя внутриполитическая борьба в Риме заставила сенатскую олигархию провести некоторые важные преобразования, предложенные еще Гракхами, а затем их последователями: раздача земель малоземельным или ветеранам, дарование прав римского гражданства жителям Италии. Однако другие важные вопросы социально-политической жизни решались Суллой и его сторонниками-оптиматами иначе, чем популярами. Если Гракхи видели процветание Римского государства в развитии демократических начал, то Сулла и оптиматы стояли за укрепление олигархического строя. Назначение в качестве наместников бывших консулов и преторов наводило некоторый порядок в провинциальном управлении, так как туда посылались более или менее опытные администраторы. Сулла попытался ограничить произвол римских финансистов-всадников в провинциях, передав судебную власть сенату, требовал от наместников пресечения злоупотреблений римских финансистов. Формально Сулла восстанавливал древние «отечественные» порядки, традиционную римскую олигархическую республику, фактически же он своей деятельностью подготавливал условия для монархического способа правления. Вместе с тем Сулла видел, что неограниченная монархическая власть носит чрезвычайный характер, чревата многими злоупотреблениями, с которыми граждане не могут примириться. Она вызывала недовольство всех слоев населения. Холодный ум Суллы понимал, что его власть становится ненавистной и нетерпимой даже его сторонникам, что сила республиканских традиций еще очень велика. Поэтому Сулла стремился укрепить созданные им учреждения, чтобы они функционировали и после его смерти. Вот почему он пытался решить некоторые назревшие государственные задачи не в духе демократии или олигархии, а в духе общегосударственных интересов. Так, он отчасти решил аграрный, союзнический вопросы, укрепил исполнительную власть, наладил до некоторой степени провинциальное управление. В своей деятельности Сулла опирался, прежде всего, на войско преданных ему ветеранов. Сулла первый из римских политиков использовал войско в своих интересах и в интересах оптиматов, создав прецедент на будущее. В 79 г. до н. э. Сулла отказался от своей диктаторской власти. Вскоре, в 78 г. до н. э., он скончался на 60-м году жизни. После его смерти у власти оказалась сенатская олигархия, могущество которой укрепил грозный диктатор. Диктатура Суллы не была явлением совершенно неожиданным и необычным для римской жизни, но прецедентов ее следует искать не в старинной римской диктатуре времен Самнитских войн и борьбы патрициев с плебеями, а в экстраординарных полномочиях, какие стали вводиться со времен борьбы сената с Гаем Гракхом. Диктатура Суллы была определенным видом экстраординарных магистратур. Это политическое явление указывает на кризис римского политического строя, сложившегося несколько столетий назад. Сулла (Sulla) (138-78 до н. э.), римский полководец, консул 88. В 84 одержал победу над Митридатом VI. Победив Гая Мария в гражданской войне, стал в 82 диктатором, проводил массовые репрессии (см. Проскрипции). В 79 сложил полномочия. Марксистский взгляд:Сулла Луций Корнелий (Lucius Cornelius Sulla) (138 - 78 до н. э.), римский военный и политический деятель. Выдвинулся как военачальник в Югуртинской войне 111-105. В 104-102 участвовал в войне с тевтонами и кимврами, в Союзнической войне 90-88 до н. э. в 1-й Митридатовой войне 89-84 (см. Митридатовы войны 1 в. до н. э.). В ходе последней, взяв Рим, расправился со сторонниками Мария и передал всю полноту власти в руки рабовладельч. аристократии. Затем с армией двинулся на В., в 86 овладел Афинами, в том же году одержал победу над Митридатом VI Евпатором. В 84 заключил с ним мир. Во время отсутствия С. сторонники Цинны и Мария снова захватили власть в Риме. В 83 С. с армией высадился в Италии, разгромив войска своих политич. противников, установил диктатуру, сопровождавшуюся жестоким террором. Важной опорой режима диктатора стали бывшие легионеры, расселённые по Италии колониями, к-рые были образованы на землях, конфискованных у пр-ков С. Диктатура С. свидетельствовала о глубоком кризисе рим. рабовладельч. республики. В 79 С. сложил с себя полномочия, сохранив влияние на политич. жизнь. Использованы материалы Большой советской энциклопедии в 8-ми томах "Первым составил списки приговоренных к смерти"Луций Корнелий Сулла (138-78 гг. до н.э.) - римский полководец и политический деятель; происходил из знатного, но обедневшего патрицианского рода. В 107 г. Сулла стал квестором у Гая Мария, в 104 г. - легатом, а в следующем году - военным трибуном. В 102 г. в качестве легата Квинта Катулла он принимал участие в кампании против кимбров. В 97 г. Сулла вел переговоры с парфянами и посадил Ариобарзана I на трон Каппадокии. В 90 г. Сулла успешно действовал против марсов в качестве легата консула Луция Юлия Цезаря в Союзнической войне 91-88 гг. В апреле 89 г. он разбил Клуенция у Нолы, а летом того же года покорил восставшие города Кампании и Самния. В 88 г. Сулла был избран консулом и назначен главнокомандующим в войне против Митридата VI Эвпатора. Гай Марий добился его отстранения. Тогда Сулла бежал из Рима к войскам, ожидавшим в Кампании отправки на Восток, и повел их на Рим. Гай Марий и его приверженцы были изгнаны из столицы, однако полностью стабилизировать положение Сулла не смог. Весной 87 г. во главе шести легионов он переправился в Грецию, одержал победу над войсками Митридата VI и осадил Афины. В начале марта 86 г. Афины пали, и Сулла смог выступить на север Греции. В битве у Херонеи он наголову разбил 120-тысячную армию понтийского полководца Архелая. Когда римляне выступили в Фессалию, в тылу у них высадился понтий-ский десант. Сулла вынужден был вернуться назад и у Орхомена снова одержал победу над понтийцами. Осенью 86 г. через Македонию и Фракию он вышел к Геллеспонту. В начале 85 г. Сулла переправил свою армию в Азию и в Дардане подписал мирный договор с Митридатом VI. Устроив дела в азиатских провинциях, Сулла стал готовиться к экспедиции в Италию, где власть захватили сторонники Гая Мария. В начале 83 г. армия Суллы высадилась в Брун-дизии и двинулась в Кампанию. В битве у горы Тифата Сулла разбил армию Гая Норбана. Легионеры Луция Сципиона без боя перешли на его сторону. В Цизальпинской Галлии также успешно действовали военачальники Суллы - Гней Помпеи и Квинт Метелл Пий. Весной 82 г. гражданская война возобновилась. Сулла нанес поражение Гаю Марию-младшему и запер его в Пренесте. Путь на Рим был открыт. 1 ноября 82 г. Сулла разбил войско самнитов у Коллинских ворот столицы, а его военачальники покончили с последними силами марианцев в Цизальпинской Галлии. Сулла провозгласил себя диктатором и провел кампанию репрессий против своих противников. Его политический курс отличался яркой консервативной направленностью. В 79 г. Сулла неожиданно сложил с себя власть и вернулся к частной жизни. Он умер у себя на вилле в Кумах от тяжелой болезни в 78 г. Гай Саллюстий Крисп о Сулле: "Сулла принадлежал к знатному патрицианскому роду, к его ветви, уже почти
угасшей ввиду бездеятельности предков. В знании греческой и латинской
литературы он не уступал ученейшим людям, отличался огромной выдержкой, был
жаден до наслаждений, но еще более до славы. На досуге он любил предаваться
роскоши, но плотские радости все же никогда не отвлекали его от дел; правда,
в семейной жизни он мог бы вести себя более достойно. Он был красноречив,
хитер, легко вступал в дружеские связи, в делах умел необычайно тонко
притворяться; был щедр на многое, а более всего на деньги. И хотя до победы
в гражданской войне он был счастливейшим из всех, все-таки его удача никогда
не была большей, чем его настойчивость, многие спрашивали себя, более ли он
храбр или более счастлив... Аппиан о Сулле: "Сулла присудил к смертной казни до сорока сенаторов и около тысячи шестисот так называемых всадников. Сулла, кажется, первым составил списки приговоренных к смерти и назначил при этом подарки тем, кто их убьет, деньги - кто донесет, наказания - кто приговоренных укроет. Немного спустя он к проскрипированным сенаторам прибавил еще других. Все они, будучи захвачены, неожиданно погибали там, где их настигали, - в домах, в закоулках, в храмах; некоторые в страхе бросились к Сулле и их избивали до смерти у ног его, других оттаскивали от него и топтали. Страх был так велик, что никто из видевших все эти ужасы даже пикнуть не смел. Некоторых постигло изгнание, других -конфискации имущества. Бежавших из города всюду разыскивали сыщики и, кого хотели, предавали смерти". Веллей Патеркул о Сулле: "Властью, которой его предшественники пользовались прежде для ограждения государства от величайших опасностей, он пользовался как возможностью для неумеренной жестокости". Использованы материалы кн.: Тиханович Ю.Н., Козленко А.В. 350 великих. Краткое жизнеописание правителей и полководцев древности. Древний Восток; Древняя Греция; Древний Рим. Минск, 2005. По прозвищу СчастливыйСулла Луций Корнелий, по прозвищу Счастливый (Lucius Cornelius Sulla Felix) , римский политический деятель и диктатор, печально прославившийся так называемыми проскрипциями, т. е. многочисленными казнями без суда и следствия тысяч римских граждан. Происхождение и начало карьеры Родился в знатной, но обедневшей семье. Получил блестящее образование. В молодости много занимался науками, увлекался греческим языком и литературой. Первым привез в Италию сочинения Аристотеля. С многочисленными друзьями был весел и общителен, отличался необузданностью в страстях, увлекался охотой и рыбной ловлей. В 107 в должности квестора воевал в Африке под началом Гая Мария во время Югуртинской войны. Прославился тем, что в переговорах с мавританским царем Бокхом хитростью добился выдачи Югурты. В 104 в должности легата воевал под началом Мария с тевтонами, под началом Катула - с кимврами. В 93 получил должность претора, в качестве пропретора Киликии одержал первую победу над царем Понта Митридатом VI Евпатором. Принимая вместе с Марием участие в Союзнической войне, одержал блестящие победы над марсами и самнитами, вызвав своими успехами недовольство Мария. Война с Митридатом В награду за победы в 88 получает консульство и войско для ведения войны с Митридатом. Марий, добившись в это время должности главнокомандующего в войне с Митридатом, безуспешно пытался переманить воинов Суллы. Сулла направил войско в Рим, Марий и его сторонник Сульпиций бежали. В 87 Сулла отправляется в Грецию, где в следующем году разбивает Архелая (полководца Митридата) в битве при Херонее. В 84 Сулла заключает перемирие с Архелаем, но затем, ввиду козней Митридата, переправляет войско в Азию, где заключает с Митридатом мир. Возвращение в Рим Между тем Марий захватывает Рим и устраивает кровавую бойню членов аристократической партии. Его внезапная смерть позволяет Сулле весной 83 вернуться в Италию и, после целого ряда сражений со сторонниками Мария, в ноябре 82 вступить в Рим, предварительно приказав на глазах римских сенаторов у храма Беллоны изрубить захваченных политических противников на куски. С помощью проскрипций (особых списков объявленных вне закона граждан) он начинает поголовное истребление партии Мария. По многочисленным доносам были казнены тысячи римских граждан, имущество которых конфисковывалось в пользу Суллы и доносителей. Некоторые из последних приобрели таким образом огромные состояния. Головы убитых сенаторов Сулла для всеобщего устрашения приказал выставить на Форуме. Сам Сулла принимает звание диктатора и окружает себя стражей из собственных вольноотпущенников (т. н. 10 тысяч Корнелиев). Сулла - диктатор В качестве диктатора Сулла принимает целый ряд законов, обеспечивших аристократический образ правления. Он отменяет многие постановления Гракхов, лишив, в частности, всадническое сословие судебных полномочий и вернув их сенату. Плебейские трибуны и цензоры были лишены почти всех своих прав. Появился и закон об оскорблении величия римского народа, предусматривавший уголовные наказания за целый ряд политических преступлений. Особенно известны так называемые «законы Корнелия» в области судопроизводства и уголовного права, многие из которых сохранились вплоть до 6 в. н. э. и вошли в Дигесты Юстиниана, а также законы в области сакрального права, призванные восстановить «нравы предков» (mores maiorum). Смерть Установив жесточайшими мерами спокойствие в государстве, Сулла в начале 79 публично складывает с себя полномочия диктатора и даже предлагает народу привлечь себя к судебной ответственности за свои действия. Однако никто из страха не осмеливается на это. Сулла удаляется в свое имение близ Путеол, предаваясь пьянству и распутству, занимаясь сельским хозяйством и написанием мемуаров, законченных уже после смерти Суллы его вольноотпущенником Эпикадом. Смерть его была ужасна. По рассказу Плутарха, гния заживо, он по многу раз на день принимал ванны, стремясь избавиться от нагноений и съедавших его насекомых, но все усилия были тщетными. Приказав за неуплату долга казне удавить на его глазах некоего римского магистрата Грания, Сулла, громко крича, начал харкать кровью и, проведя тяжелую ночь, к утру скончался. На Марсовом поле он воздвиг себе памятник, надпись на котором гласила, что никто не сделал больше добра друзьям и зла врагам, чем Сулла. Памятник этот не посмели убрать даже после его смерти. Леонид Кофанов Copyright (c) "Кирилл и Мефодий" Полновластный диктатор РимаЛуций Корнелий Сулла родился в обедневшей семье римского патриция, принадлежавшей к знатному аристократическому роду Корнелиев. Получил хорошее домашнее образование, избрав для себя военную карьеру. Именно на этом поприще честолюбивый Сулла мечтал выдвинуться в Древнем Риме, в чем он себя и превзошел, став его полновластным диктатором. Как военачальник Сулла прославился в ходе Югуртинской войны 111-105 годов до н. э. Тогда Рим вел борьбу против Югурты, племянника умершего нумидийского царя Миципса, который в борьбе за трон убил двух его сыновей-наследников. Югурта стал правителем Нумидии вопреки решению римского сената. К тому же его воины при захвате в 113 году города Цирта перебили там все население, среди которого оказалось много римских граждан. В 104-102 годах Луций Корнелий Сулла участвовал в войне с германскими племенами - тевтонов и кимвров, появившимися еще в 113 году на северо-востоке Италии. После поражения римской армии в битве с германцами при Арауозине ее новым главнокомандующим сенат назначил Гая Мария. В 102 году в битве при Аквах Секстиевых он разбил сперва войско тевтонов, а на следующий год при Верцеллах - кимвров. Остатки этих племен германцев были проданы в рабство. Война против тевтонов и кимвров добавила Сулле воинской славы. Он стал популярным военачальником среди римских легионеров. В 90-х годах до н. э. на восточной границе Древнего Рима в Малой Азии усиливается Понтийское царство. Его правитель Митридат VI Евпатор открыто бросает вызов могущественному Риму. Римский сенат решает послать в Грецию войска под командованием Луция Корнелия Суллы, который был выборным консулом 88 года. В это время на политической сцене появляется Гай Марий, который желает возглавить восточный поход. Он начинает бороться за должность главного полководца Рима с помощью народного трибуна Сульпиция Руфа, который вносит на рассмотрение сената ряд соответствующих законопроектов. Опираясь на ветеранов легионов Мария и часть римской аристократии, Сульпиций добивается принятия предложенных им законов. Луций Корнелий Сулла оказался победителем: он отменил законы Сульпиция и во главе римской армии поспешил на Восток. В 87 году в Риме состоялись очередные ежегодные выборы консулов. Консулами стали приверженец Суллы Октавий и его противник Цинна. Пока Сулла воевал на Востоке, власть в Риме захватили его враги Гай Марий и Цинна, которые в 86 году были избраны консулами. Когда беглецы-марианцы возвратились в Рим, они устроили там страшную резню своих противников. Особенно свирепствовал отряд рабов, нанятый Марием, и Цинна был вынужден приказать перебить весь этот отряд рабов. После победы в войне на Востоке Луций Корнелий Сулла начал готовиться к борьбе за власть в самом Вечном городе. Первым делом он привлек на свою сторону армию демократов-марианцев, оказавшуюся в Греции, в Пергаме. Это удалось сделать без боя, и командовавший войсками Мария в Греции квестор Гай Флавий Фимбрий покончил жизнь самоубийством. После этого Сулла решился начать гражданскую войну в Риме. Весной 83 года Сулла во главе 40-тысячной армии, состоявшей из преданных ему легионеров, высадился в Бриндизи. Гай Марий мобилизовал более 100 тысяч своих сторонников прежде всего из числа римского плебса, на сторону марианцев встали самниты - жители области Самний. В Вечном городе марианцы начали формировать новые легионы. В 83 году у горы Тифата близ города Капуи произошло крупное сражение между войсками Суллы и марианцами. Легионы сулланцев разгромили армию консула Кая Норбана. Марианцы были вынуждены укрыться от победителей за крепостными стенами Капуи. Преследователи не решились штурмовать город во избежание больших потерь. Другое сражение состоялось вблизи Сакрипонта. Здесь легионам под командованием самого Луция Корнелия Суллы противостояла 40-тысячная армия Мария Младшего. Битва была недолгой. Легионеры-ветераны Суллы сломили сопротивление плохо обученных новобранцев Гая Мария и обратили их в бегство. Больше половины из них были убиты или попали в плен к сулланцам. 1 ноября 82 года у римских Коллинских ворот произошло последнее крупное сражение гражданской войны на итальянской земле. Марианцами и самнитами командовал Понтий Целезин, который отважился не пустить армию Суллы в Рим. Битва продолжалась всю ночь. Все же опытность, боевая выучка и дисциплинированность легионов взяли верх. В конце концов марианцы обратились в бегство; 4 тысячи из них попали в плен. Войдя в Рим, Луций Корнелий Сулла поступил точно так же, как это сделал в подобном случае его противник Гай Марий. Диктатура Луция Корнелия Суллы была первым шагом к установлению в Древнем Риме императорской власти. Она началась с массового уничтожения его политических противников. Став диктатором, Луций Корнелий Сулла опубликовал списки людей, подлежащих уничтожению - проскрипции. Число этих римских граждан достигло 5 тысяч человек. Дети жертв Суллы лишались римского гражданства. Любая помощь людям, попавшим в проскрипции, каралась смертью. За донос на своих проскрибированных хозяев рабы получали свободу, а свободные граждане - большую денежную награду. Укрепив власть римского сената и своих сторонников в нем, Луций Корнелий Сулла решил провести свободные выборы и в 79 году добровольно сложил с себя диктаторские полномочия. При этом он до последних дней сохранял огромное влияние на политическую жизнь Рима. Отказ Суллы от диктаторской власти был неожиданным для его современников и непонятен античным и более поздним историкам. Характеризуя Луция Корнелия Суллу, римские историки отмечают в его личности ряд противоречий. Сулла пользовался необычайным авторитетом среди легионеров, но сам был человеком эгоистичным и холодным. Стремление реставрировать республику сочеталось у него с пренебрежением к римским обычаям. В греческих городах, например, он появлялся в греческом платье, чего обычно не делали римские магистраты. Жадный до денег, считавший все конфискованное имущество осужденных своей собственностью, диктатор был в то же время человеком расточительным. Использованы материалы сайта http://100top.ru/encyclopedia/ Литература:Плутарх. Сравнительные жизнеописания. М., 1964. Т. 2. С. 119-153. Гулиа Г. Сулла. М., 1972. Аппиан. Гражданские войны. 1. 46-107 // Римские войны. СПб., 1994. Carcopino J. Sulla ou la monarchie manquee. Paris, 1931. Далее читайте:Бикерман Э. Хронология древнего мира. Ближний Восток и античность . Издательство "Наука", Главная редакция восточной литературы, Москва, 1975 г. Арридей, сын Филиппа от распутницы Филинны, был слабоумным из-зателесного недуга. Недуг этот не был врожденным и возник не сам собой: рассказывают, что, когда Арридей был ребенком, у него проявлялись добрые и благородные наклонности, но потом Олимпиада при помощи всяческих зелий довела его до того, что он лишился рассудка. ЦЕЗАРЬ I. КОГДА Сулла захватил власть, он не смог ни угрозами, ни обещаниями Знаменитые историки древности – Плутарх и Гай Светоний Транквилл – практически ничего не сообщают о самых ранних годах жизни Юлия Цезаря. Однако мы знаем, что он появился на свет 13 июля 100 г. до н. э. Возможно, правда, что это случилось двумя годами ранее. В те времена детям приходилось достаточно рано вступать во взрослую жизнь. Не стал исключением и Цезарь. Еще будучи совсем желторотым юнцом, он уже должен был жениться! Причем его женитьба отнюдь не явилась результатом сердечной привязанности. Таково было решение родителей Цезаря. Род Юлиев был весьма знатен, однако к времени рождения героя нашего повествования от былого материального благополучия семьи мало что оставалось. Чтобы сохранить прежний уровень жизни, было просто необходимо предпринять срочные действия. Отцу Цезаря, судя по всему, не пришло в голову ничего другого, кроме как женить своего юного сына на дочери одного из римских патрициев, принадлежавшего к не слишком знатному – всадническому сословию, но необыкновенно богатого. Едва ли уместно вменять ему это в вину – заключение подобных союзов являлось и до сих пор является быстрым и надежным способом поправить финансовое положение. Характерно, что обе стороны были в выигрыше: патриций автоматически восходил на новый иерархический уровень, прежде недосягаемый для него, а род Юлиев вновь оказывался при деньгах. Теперь можно было опять устраивать роскошные празднества и презентации! Что же касается чувств малолетних супругов, до них, конечно же, никому не было дела. Цезарь сызмальства отличался крайней строптивостью. По исключительной младости лет перечить отцу он не имел возможности, но, со своей стороны, сделал все для того, чтобы его брак с Коссуцией (а именно так звали дочь пресловутого патриция) распался как можно быстрее. Так оно и произошло. Юлий младший, находясь в гуще светской жизни, очень скоро определился со своими приоритетами. Он не видел никакого смысла в том, чтобы спускать семейные средства на непрерывные увеселения, зато денно и нощно мечтал попробовать себя на рискованном политическом поприще. Остро ощущая, сколь изрядны возможности удачливых политиков, Цезарь стремился войти во власть. Однако рассчитывать на быструю карьеру при захватившем власть Луции Корнелии Сулле, абсолютном диктаторе, ему было практически невозможно. Следовало сделать ставку на оппозицию. Теперь уже сам Юлий Цезарь задумался о том, что неплохо было бы сойтись с руководством оппозиционеров, прибегнув к испытанному средству – женитьбе. Уже тогда он был стремителен в своих решениях. Бедная и незадачливая Коссуция была им категорически отвергнута ради Корнелии (не исключено, что этому решению Цезаря дополнительно способствовала безвременная кончина его отца). Та приходилась дочерью самому Луцию Цинне. Цинна четырежды избирался консулом и пользовался колоссальной популярностью у городской бедноты. Будучи лишен Суллой своих полномочий, Цинна пылал ненавистью к диктатору и желал их вернуть себе обратно любой ценой. Молодой Цезарь, блестяще образованный аристократ, отличавшийся крайним честолюбием, был для Цинны большой находкой (между прочим, Цезарь действительно получил великолепное образование, несмотря на то что в процессе обучения выказал поистине выдающиеся способности, умудряясь списывать одновременно с трех источников!). Цинна тотчас же дал свое согласие на брак. Необходимо заметить, что новое бракосочетание было вдвойне желанно Цезарю, поскольку помимо гипертрофированного честолюбия, в его сердце жила неуемная страсть к Корнелии. Супруга отвечала ему тем же и вскоре подарила Цезарю дочь – Юлию. Пожалуй, он тогда даже и близко не мог предвидеть, какие последствия возымеет его решение стать мужем дочери опального консула. А случилось так, что Сулле незамедлительно доложили о намерении представителя одного из знатнейших, а теперь еще и богатейших семейств Рима жениться на дочери едва ли не самого могущественного из его оппонентов. Диктатор пришел в ярость и, призвав к себе Юлия Цезаря, потребовал, чтобы тот отказался от заключения этого брака. Вот как все происшедшее описано у Плутарха: «Когда Сулла захватил власть, он не смог ни угрозами, ни обещаниями побудить Цезаря к разводу с Корнелией, дочерью Цинны, бывшего одно время единоличным властителем Рима; поэтому Сулла конфисковал приданое Корнелии. Причиной же ненависти Суллы к Цезарю было родство последнего с Марием, ибо Марий Старший был женат на Юлии, тетке Цезаря; от этого брака родился Марий Младший, который был, следовательно, двоюродным братом Цезаря ». Кальпурния Неприязнь Суллы к решению Цезаря и несговорчивость последнего подтверждает и Светоний: «Диктатор Сулла никакими средствами не мог добиться, чтобы он развелся с нею ». Однако Цезарю было явно мало одного этого вызова. Не довольствуясь тем, что дерзко ослушался владыку Рима, он громогласно заявил о своем намерении примкнуть к жреческому сословию. Решение это было продуманным: религия и власть – неодолимая твердыня. Сулла понимал это не хуже самого Цезаря. Именно поэтому жреческий демарш Юлия-младшего явился для диктатора последней каплей. В сущности, Цезарь подписал себе приговор. Его спасти уже ничего не могло; в сравнении с тем, что ему теперь грозило, потерю им жениного приданого можно было вообще игнорировать. Оставалось одно: немедленное бегство! Почему Цезарь не был умерщвлен тотчас по оглашении своих намерений? Ответ более чем прост: деятельное вмешательство друзей и родственников (особенно активными сторонниками Цезаря выказали себя двое: Мамерк Эмилий и Аврелий Кота), а также горячие ходатайства влиятельных и могущественных покровителей из числа служителей культа. О последних следует сказать особо. Прежде всего необходимо уточнить: не столько служителей, сколько служительниц . Речь идет о весталках. Сегодня уже мало кто знает о них. Само слово «весталки» почти ушло из обихода. А ведь некогда это был один из самых могущественных социальных институтов Древнего Рима. Пожалуй, более удачной возможности хотя бы вкратце рассказать здесь о нем, нельзя и представить. Изображение богини Весты (1553. Promptuarii Iconum Insigniorum)Юлий Цезарь был связан с весталками практически всю жизнь – как в юности, даже будучи лишен Суллой жреческого сана, так и позднее, уже сделавшись императором. Но кем же они вообще были, эти весталки? Их назвали в честь римской богини Весты (у греков она звалась Гестией). Веста была богиней – покровительницей семейного очага и жертвенного огня. Ее культ был учрежден Нумой Помпилием, вторым по счету властителем Рима. Он правил Римом в 716–673 (672) гг. до н. э. Именно Нуме Помпилию пришла в голову идея перенести храм Весты из располагавшегося к юго-востоку от Рима городка Альба-Лонга (кстати, это, образно говоря, колыбель рода Юлиев, к которому принадлежал Цезарь) прямо в столицу. Характерно даже место, что избрал Нума Помпилий для нового храма. Он соорудил его практически напротив римского Форума, тем самым словно раз и навсегда давая понять, что принятие любых государственных решений будет отныне находиться под строгим и неукоснительным контролем жрецов Весты. То, что в храме всегда пламенел священный огонь, было особенно символично: покуда он горит, пребывать Риму и владыкам его в благоденствии! Основной обязанностью весталок было постоянное наблюдение и поддержание этого огня. Нума ПомпилийВсем, конечно же, известен современный лозунг об обществе равных возможностей. Этот искусственно вымученный тезис не выдерживает никакой критики сегодня, а уж применительно к Древнему Риму, а именно к жрицам Весты, и вовсе непригоден! О том, чтобы войти в храм «с улицы», и думать не стоило. Критерии отбора поражали суровостью. Прежде всего возраст: 6 – 10 лет. Избранницы (даже в столь юном возрасте) должны были обладать безукоризненно правильной речью, отличаться превосходным телосложением и отменным здоровьем. Будущая весталка не могла быть сиротой (за редчайшими исключениями). Предпочтение отдавалось девочкам из благородных семей и знатных родов; их родители и родственники получали от императора более чем щедрые дары. Любопытно, что девочка могла принадлежать даже к… рабскому сословию! В случае одобрения жрецами ее кандидатуры родители новоявленной весталки немедленно освобождались от рабства и получали статус свободных граждан. Ну а поскольку свободным гражданам не пристало влачить жалкого существования, то их даже обеспечивали пристойной работой. Еще одна важная деталь: юная дева должна была сама выказать желание стать весталкой! Будучи же принята в храм, она должна была сохранять свою девственность до 30 лет… Если к этому прибавить, что за любое ослушание и провинность полагались жестокие наказания, да и обязанностей у маленьких жриц было хоть отбавляй, осознать в возрасте 6 – 10 лет значимость грядущих привилегий были готовы не столько дети, сколько их родители. В тех случаях, когда девочки не слушали родителей и всеми силами противились избранию, верховный жрец имел право самостоятельно отобрать двадцать кандидаток, которым предстояло тянуть жребий. Пейзаж с храмом весталок (худ. Адам Эльсхаймер. 1600)Как только девочка избиралась годной для храма, ей немедленно брили голову и облачали в неприметное холщовое одеяние. При попытке использовать украшения, ленты и т. д. весталка каралась столь же жестоко, как и за утрату невинности. В последнем случае преступивших закон весталок обрекали на смертную казнь! Сам ритуал отличался особенной дикостью: несчастных живыми замуровывали в стены жуткой подземной темницы. Историки отмечают, что, видимо, неслучайно само место возведения темницы носило название «проклятой пустоши». Перед исполнением ритуала жриц, лишенных сана, проводили по городским улицам с закрытыми лицами: даже на те жалкие мгновения жизни, что еще им оставались, они лишались права созерцать божий свет. После позорного прохождения по городу бывших весталок на краткое время бросали в подземелье; кроме хлеба и воды им ничего не полагалось. Интересно, что каждый подобный случай был поводом для объявления общегородского траура; не работало ни единой лавки, а немногочисленные прохожие сновали с пасмурными, опущенными долу лицами. Кстати, избранникам весталок, дерзнувших попрать священный завет, выпадала не менее горькая доля. Правда, тут уж обходились без торжественных процессий и ритуалов: их просто-напросто забивали батогами… Если же весталка, которой выпадала очередь следить за огнем Весты, нечаянно засыпала, и огонь затухал или вообще гас (это было очень скверным предзнаменованием для Рима!), ее хоть и не умерщвляли, но зато немилосердно секли плетями в темнице, раздев перед этим донага. Все эти факты невольно рождают вопрос: а стоило ли вообще родителям девочек стремиться, чтобы тех избрали весталками? Справедливости ради заметим, что далеко не все матери желали подобной участи для своих дочерей, прекрасно зная, что могут в любой момент их навсегда лишиться. Однако было немало и тех, кто сознательно, чуть ли не с самого рождения готовил своих детей к принятию сана. Однако и в самом деле: каковы же были привилегии, дарованные весталкам, и существовали ли они вообще? Они имели место, это несомненно! Хоть весталкам было суждено нести тяжкое бремя сана вплоть до достижения ими тридцатилетнего возраста, они, тем не менее, могли свободно покидать храм. На всех торжественных мероприятиях им отводились почетные места, а горожане относились к ним чуть ли не с благоговением. Весталки могли помиловать преступника, осужденного на смертную казнь, одним лишь поручительством, не приводя никаких доказательств его невиновности. У весталок также было право выступать в качестве примиряющей стороны в спорах и разногласиях между представителями самых знатных родов империи (это обеспечивало почву для очень перспективных знакомств). Если за кого-то просила даже простая жрица Весты (не говоря о верховной, которой они все подчинялись), то игнорировать эту просьбу не мог никто, даже владыка Рима! Весталки могли путешествовать по стране с пышной свитой и в роскоши, а кроме того, им перепадало немало ценностей из пожертвований верующих. Забавно, но лишь редкие весталки пользовались правом оставить храм в тридцать лет! Даже перспектива завести семью и зажить нормальной жизнью, используя накопленные средства и приобретенные важные связи, судя по всему, их не особенно привлекала. Вдобавок, стоило только какой-либо из них решиться на столь смелый шаг, как в ее едва только начавшейся мирской жизни начинали происходить очень странные события: напасти и беды то и дело сыпались на голову, а от былого здоровья не оставалось и следа! Женщины хворали и чахли… Что и говорить, все это выглядит действительно очень странным и неправдоподобным стечением обстоятельств; ну а в Древнем Риме на сей счет бытовало мнение, что такова кара великой Весты, налагаемая на дерзких отступниц. Подавляющее большинство девушек не покидали храма. В разные времена при нем находилось от шести до двадцати весталок. Именно к их защите и прибегли сторонники опального Юлия Цезаря, справедливо полагая, что коллективное ходатайство жриц Весты не может остаться неудовлетворенным. Более того: хлопотать весталкам предстояло практически «за своего», поскольку Цезарь, как вы помните, тоже имел жреческий сан (правда, сам он поклонялся богу Юпитеру). Естественно, столь активное и беспримерное заступничество возымело свои плоды. Сулла не смог тогда умертвить Цезаря, как ему этого ни хотелось; правда, жреческого сана он его все-таки лишил, попутно присвоил себе полагавшееся ему наследство и приданое жены, но это было уже несущественно. Птичка вырвалась из его когтей на свободу! Цезарь же, избегнув немедленной смерти, был достаточно мудр, чтобы понимать: не сумев уничтожить его открыто, Сулла наверняка прибегнет к услугам наемных убийц, дабы ликвидировать тайно. Останься Цезарь тогда в Риме, ему бы точно было не сносить головы. Как сообщает Плутарх, Сулла действительно собирался «уничтожить Цезаря и, когда ему говорили, что бессмысленно убивать такого мальчишку, ответил: „Вы ничего не понимаете, если не видите, что в этом мальчишке – много Мариев“». Это подтверждает и Светоний: «Сулла долго отвечал отказами на просьбы своих преданных и видных приверженцев (которые убеждали его сменить гнев на милость и пощадить Цезаря. – Г. Б.), а те настаивали и упорствовали; наконец, как известно, Сулла сдался, но воскликнул, повинуясь то ли божественному внушению, то ли собственному чутью: „Ваша победа, получайте его! но знайте: тот, о чьем спасении вы так стараетесь, когда-нибудь станет погибелью для дела оптиматов, которое мы с вами отстаивали: в одном Цезаре таится много Мариев!“ » Иметь своим врагом Суллу было равносильно смертельному приговору. Уже сама внешность этого человека, дорвавшегося до управления Римом, могла привести в содрогание даже внутренне стойкого человека. Знаменитый автор романа «Спартак» Рафаэлло Джованьоли не раз упоминает о Сулле на страницах своей книги. Пожалуй, можно без преувеличения сказать, что его описания внешности Суллы и его страшной кончины не имеют себе равных. Так, он пишет: «Этому необыкновенному человеку было пятьдесят девять лет. Он был довольно высок ростом, хорошо и крепко сложен, и если в момент появления в цирке шел медленно и вяло, подобно человеку с разбитыми силами, то это было последствием тех непристойных оргий, которым он предавался всегда, а теперь больше, чем когда-либо. Но главной причиной этой вялой походки была изнурительная неизлечимая болезнь, наложившая на его лицо и на всю фигуру печать тяжелой, преждевременной старости. Лицо Суллы было ужасно. Не то чтобы вполне гармонические и правильные черты его лица были грубы – напротив, его большой лоб, выступающий вперед нос, несколько напоминающий львиный, довольно большой рот, властные губы делали его даже красивым; эти правильные черты лица были обрамлены рыжеватой густой шевелюрой и освещены серо-голубыми глазами – живыми, глубокими и проницательными, имевшими одновременно и блеск орлиных зениц, и косой, скрытый взгляд гиены. В каждом движении этих глаз, всегда жестоких и властных, можно было прочесть стремление повелевать и жажду крови. Но верный портрет Суллы, изображенный нами, не оправдывал бы эпитета „ужасный“, который мы употребили, говоря о его лице, – а оно было действительно ужасно, потому что было покрыто какой-то отвратительной грязновато-красной сыпью, с рассеянными там и сям белыми пятнами, что делало его очень похожим, по ироническому выражению одного афинского шута, на лицо мавра, осыпанное мукой. Когда Сулла, медленно ступая, с видом пресыщенного жизнью человека входил в цирк, на нем сверх туники из белоснежной шерсти, вышитой кругом золотыми украшениями и узорами, была надета, вместо национальной паллы или традиционной тоги, изящнейшая хламида из яркого пурпура, отороченная золотом и приколотая на правом плече золотой застежкой, в которую были вправлены драгоценнейшие камни. Как человек, с презрением относящийся ко всему человечеству, а к своим согражданам в особенности, Сулла был первым из тех немногих, которые начали носить греческую хламиду. При рукоплесканиях толпы усмешка искривила губы Суллы, и он прошептал: „Рукоплещите, рукоплещите, глупые бараны!“» Теперь, надо полагать, вы куда отчетливее представляете себе, какой человек оказался главным противником Юлия Цезаря! О каком-либо противостоянии нечего было и думать, уж слишком неравны были силы. Следовало спасаться бегством, причем немедленно. АЛЕКСАНДР И ЦЕЗАРЬЦЕЗАРЬI. КОГДА Сулла захватил власть, он не смог ни угрозами, ни обещаниями
побудить Цезаря к разводу с Корнелией, дочерью Цинны, бывшего одно время
единоличным властителем Рима; поэтому Сулла конфисковал приданое Корнелии.
Причиной же ненависти Суллы к Цезарю было родство последнего с Марией, ибо Марий
Старший был женат на Юлии, тетке Цезаря; от этого брака родился Марий Младший,
который был, следовательно, двоюродным братом Цезаря. Занятый вначале
многочисленными убийствами и неотложными делами, Сулла не обращал на Цезаря
внимания, но тот, не довольствуясь этим, выступил публично, добиваясь жреческой
должности, хотя сам едва достиг юношеского возраста . Сулла воспротивился этому и
сделал так, что Цезарь потерпел неудачу. Он намеревался даже уничтожить Цезаря
и, когда ему говорили, что бессмысленно убивать такого мальчишку, ответил: "Вы
ничего не понимаете, если не видите, что в этом мальчишке - много Мариев". Когда
Цезарь узнал об этих словах Суллы, он долгое время скрывался, скитаясь в земле
сабинян. Но однажды, когда он занемог и его переносили из одного дома в другой,
он наткнулся ночью на отряд сулланских воинов, осматривавших эту местность,
чтобы задерживать всех скрывающихся. Дав начальнику отряда Корнелию два таланта,
Цезарь добился того, что был отпущен, и тотчас, добравшись до моря, отплыл в
Вифинию, к царю Никомеду. II. Когда пираты потребовали у него выкупа в двадцать талантов, Цезарь рассмеялся, заявив, что они не знают, кого захватили в плен, и сам предложил дать им пятьдесят талантов. Затем, разослав своих людей в различные города за деньгами, он остался среди этих свирепых киликийцев с одним только другом и двумя слугами; несмотря на это, он вел себя так высокомерно, что всякий раз, собираясь отдохнуть, посылал приказать пиратам, чтобы те не шумели. Тридцать восемь дней пробыл он у пиратов, ведя себя так, как если бы они были его телохранителями, а не он их пленником, и без малейшего страха забавлялся и шутил с ними. Он писал поэмы и речи, декламировал их пиратам и тех, кто не выражал своего восхищения, называл в лицо неучами и варварами, часто со смехом угрожая повесить их. Те же охотно выслушивали эти вольные речи, видя в них проявление благодушия и шутливости. Однако, как только прибыли выкупные деньги из Милета и Цезарь, выплатив их, был освобожден, он тотчас снарядил корабли и вышел из милетской гавани против пиратов. Он застал их еще стоящими на якоре у острова и захватил в плен большую часть из них. Захваченные богатства он взял себе в качестве добычи, а людей заключил в тюрьму в Пергаме. Сам он отправился к Юнку, наместнику Азии, находя, что тому, как претору, надлежит наказать взятых в плен пиратов. Однако Юнк, смотревший с завистью на захваченные деньги (ибо их было немало), заявил, что займется рассмотрением дела пленников, когда у него будет время; тогда Цезарь, распрощавшись с ним, направился в Пергам, приказал вывести пиратов и всех до единого распять, как он часто предсказывал им на острове, когда они считали его слова шуткой. III. ТЕМ ВРЕМЕНЕМ могущество Суллы пошло на убыль, и друзья Цезаря стали звать его в Рим. Однако Цезарь сначала отправился на Родос, в школу Аполлония, сына Молона, у которого учился и Цицерон и который славился не только ораторским искусством, но и своими нравственными достоинствами. Цезарь, как сообщают, и от природы был в высшей степени одарен способностями к красноречию на государственном поприще и ревностно упражнял свое дарование, так что, бесспорно, ему принадлежало второе место в этом искусстве; однако первенствовать в красноречии он отказался, заботясь больше о том, чтобы стать первым благодаря власти и силе оружия; будучи занят военными и гражданскими предприятиями, с помощью которых он подчинил себе государство, он не дошел в ораторском искусстве до того предела, который был ему указан природой. Позднее в своем произведении, направленном против сочинения Цицерона о Катоне , он сам просил не сравнивать это слово воина с искусной речью одаренного оратора, посвятившего много времени усовершенствованию своего дара. IV. ПО ПРИБЫТИИ в Рим Цезарь привлек к суду Долабеллу по обвинению, в вымогательствах в провинции, и многие из греческих городов представили ему свидетелей. Долабелла, однако, был оправдан. Чтобы отблагодарить греков за их усердие, Цезарь взялся вести их дело, которое они начали у претора Македонии Марка Лукулла против Публия Антония, обвиняя его во взяточничестве. Цезарь так энергично повел дело, что Антоний обратился с жалобой к народным трибунам в Рим, ссылаясь на то, что в Греции он не находится в равном положении с греками. В самом Риме Цезарь, благодаря своим красноречивым защитительным речам в судах, добился блестящих успехов, а своей вежливостью и ласковой обходительностью стяжал любовь простонародья, ибо он был более внимателен к каждому, чем можно было ожидать в его возрасте. Да и его обеды, пиры и вообще блестящий образ жизни содействовали постепенному росту его влияния в государстве. Сначала завистники Цезаря не обращали на это внимания, считая, что он будет забыт сразу же после того, как иссякнут его средства. Лишь когда было поздно, когда эта сила уже так выросла, что ей трудно было что-либо противопоставить, и направилась прямо на ниспровержение существующего строя, они поняли, что нельзя считать незначительным начало ни в каком деле. То, что не пресечено в зародыше, быстро возрастает, ибо в самом пренебрежении оно находит условия для беспрепятственного развития. Цицерон, как кажется, был первым, кто считал подозрительной и внушающей опасения деятельность Цезаря, по внешности спокойную, подобно гладкому морю, и распознал в этом человеке смелый и решительный характер, скрывающийся под маской ласковости и веселости. Он говорил, что во всех помыслах и образе действий Цезаря он усматривает тиранические намерения. "Но, - добавлял он, - когда я вижу, как тщательно уложены его волосы и как он почесывает голову одним пальцем, мне всегда кажется, что этот человек не может замышлять такое преступление, как ниспровержение римского государственного строя". Но об этом - позже. V. ПЕРВОЕ доказательство любви к нему народа Цезарь получил в то время,
когда, добиваясь должности военного трибуна одновременно с Гаем Помпилием, был
избран большим числом голосов, нежели тот, второе же, и еще более явное, когда
после смерти своей тетки Юлии, жены Мария, он не только произнес на форуме
блестящую похвальную речь умершей, но и осмелился выставить во время похорон
изображения Мария, которые были показаны впервые со времени прихода к власти
Суллы, так как Марий и его сторонники были объявлены врагами государства.
Некоторые подняли голос против этого поступка, но народ криком и громкими
рукоплесканиями показал свое одобрение Цезарю, который спустя столь долгое время
как бы возвращал честь Мария из Аида в Рим. VI. РИМ тогда разделялся на два стана - приверженцев Суллы, имевших большую силу, и сторонников Мария, которые были полностью разгромлены, унижены и влачили жалкое существование. Чтобы вновь укрепить и повести за собой марианцев, Цезарь, когда воспоминания о его щедрости в должности эдила были еще свежи, ночью принес на Капитолий и поставил сделанные втайне изображения Мария и богинь Победы, несущих трофеи. На следующее утро вид этих блестевших золотом и сделанных чрезвычайно искусно изображений, надписи на которых повествовали о победах над кимврами, вызвал у смотрящих чувство изумления перед отвагой человека, воздвигнувшего их (имя его, конечно, не осталось неизвестным). Слух об этом вскоре распространился, и римляне сбежались поглядеть на изображения. При этом одни кричали, что Цезарь замышляет тиранию, восстанавливая почести, погребенные законами и постановлениями сената, и что он испытывает народ, желая узнать, готов ли тот, подкупленный его щедростью, покорно терпеть его шутки и затеи. Марианцы же, напротив, сразу появившись во множестве, подбодряли друг друга и с рукоплесканиями заполнили Капитолий; у многих из них выступили слезы радости при виде изображения Мария, и они превозносили Цезаря величайшими похвалами, как единственного человека, который достоин родства с Марием. По этому поводу было созвано заседание сената, и Лутаций Катул, пользовавшийся тогда наибольшим влиянием у римлян, выступил с обвинением против Цезаря, бросив известную фразу: "Итак, Цезарь покушается на государство уже не путем подкопа, но с осадными машинами". Но Цезарь так умело выступил в свою защиту, что сенат остался удовлетворенным, и сторонники Цезаря еще более осмелели и призывали его ни перед чем не отступать в своих замыслах, ибо поддержка народа обеспечит ему первенство и победу над противниками. VII. МЕЖДУ тем умер верховный жрец Метелл, и два известнейших человека, пользовавшихся огромным влиянием в сенате, - Сервилий Исаврийский и Катул, - боролись друг с другом, добиваясь этой должности. Цезарь не отступил перед ними и также выставил в Народном собрании свою кандидатуру. Казалось, что все соискатели пользуются равною поддержкой, но Катул, из-за высокого положения, которое он занимал, более других опасался неясного исхода борьбы и потому начал переговоры с Цезарем, предлагая ему большую сумму денег, если он откажется от соперничества. Цезарь, однако, ответил, что будет продолжать борьбу, даже если для этого придется еще большую сумму взять в долг. В день выборов, прощаясь со своей матерью, которая прослезилась, - провожая его до дверей, он сказал: "Сегодня, мать, ты увидишь своего сына либо верховным жрецом, либо изгнанником". На выборах Цезарь одержал верх и этим внушил сенату и знати опасение, что он сможет увлечь народ на любую дерзость. Поэтому Пизон и Катул упрекали Цицерона, пощадившего Цезаря, который был замешан в заговоре Каталины. Как известно, Катилина намеревался не только свергнуть существующий строй, но и уничтожить всякую власть и произвести полный переворот. Сам он покинул город, когда против него появились лишь незначительные улики, а важнейшие замыслы оставались еще скрытыми, Лентула же и Цетега оставил в Риме, чтобы они продолжали плести заговор. Неизвестно, оказывал ли тайно Цезарь в чем-нибудь поддержку и выражал ли сочувствие этим людям, но в сенате, когда они были полностью изобличены и консул Цицерон спрашивал у каждого сенатора его мнение о наказании виновных, все высказывались за смертную казнь, пока очередь не дошла до Цезаря, который выступил с заранее обдуманной речью, заявив, что убивать без суда людей, выдающихся по происхождению своему и достоинству, несправедливо и не в обычае римлян, если это не вызвано крайней необходимостью. Если же впредь до полной победы над Каталиной они будут содержаться под стражей в италийских городах, которые может выбрать сам Цицерон, то позже сенат сможет в обстановке мира и спокойствия решить вопрос о судьбе каждого из них. VIII. ЭТО предложение показалось настолько человеколюбивым и было так
сильно и убедительно обосновано, что не только те, кто выступал после Цезаря,
присоединились к нему, но и многие из говоривших ранее стали отказываться от
своего мнения и поддерживать предложение Цезаря, пока очередь не дошла до Катона
и Катула. Эти же начали горячо возражать, а Катон даже высказал в своей речи
подозрение против Цезаря и выступил против него со всей резкостью. Наконец, было
решено казнить заговорщиков, а когда Цезарь выходил из здания сената, то на него
набросилось с обнаженными мечами много сбежавшихся юношей из числа охранявших
тогда Цицерона. Но, как сообщают, Курион, прикрыв Цезаря своей тогой,
благополучно вывел его, да и сам Цицерон, когда юноши оглянулись, знаком удержал
их, либо испугавшись народа, либо вообще считая такое убийство несправедливым и
противозаконным. Если все это правда, то я не понимаю, почему Цицерон в
сочинении о своем консульстве ничего об этом не говорит. Позже его обвиняли в
том, что он не воспользовался представившейся тогда прекрасной возможностью
избавиться от Цезаря, а испугался народа, необычайно привязанного к Цезарю. Эта
привязанность проявилась через несколько дней, когда Цезарь пришел в сенат,
чтобы защищаться против выдвинутых подозрений, и был встречен враждебным шумом.
Видя, что заседание затягивается дольше обычного, народ с криками сбежался и
обступил здание, настоятельно требуя отпустить Цезаря. IX. ОДНАКО год его претуры прошел спокойно, и лишь в собственном доме Цезаря произошел неприятный случай. Был некий человек из числа старинной знати, известный своим богатством и красноречием, но в бесчинстве и дерзости не уступавший никому из прославленных распутников. Он был влюблен в Помпею, жену Цезаря, и пользовался взаимностью. Но женские комнаты строго охранялись, а мать Цезаря Аврелия, почтенная женщина, своим постоянным наблюдением за невесткой делала свидания влюбленных трудными и опасными. У римлян есть богиня, которую они называют Доброю , а греки - Женскою. Фригийцы выдают ее за свою, считая супругою их царя Мидаса, римляне утверждают, что это нимфа Дриада, жена Фавна, по словам же греков - она та из матерей Диониса, имя которой нельзя называть. Поэтому женщины, участвующие в ее празднике, покрывают шатер виноградными лозами, и у ног богини помещается, в соответствии с мифом, священная змея. Ни одному мужчине нельзя присутствовать на празднестве и даже находиться в доме, где справляется торжество; лишь женщины творят священные обряды, во многом, как говорят, похожие на орфические. Когда приходит день праздника, консул или претор, в доме которого он справляется, должен покинуть дом вместе со всеми мужчинами, жена же его, приняв дом, производит священнодействия. Главная часть их совершается, ночью, сопровождаясь играми и музыкой. X. В ТОМ году праздник справляла Помпея, и Клодий, не имевший еще бороды и поэтому рассчитывавший остаться незамеченным, явился туда, переодевшись в наряд арфистки и неотличимый от молодой женщины. Он нашел двери отпертыми и был благополучно проведен в дом одною из служанок, посвященной в тайну, которая и отправилась вперед, чтобы известить Помпею. Так как она долго не возвращалась, Клодий не вытерпел ожидания на одном месте, где он был оставлен, и стал пробираться вперед по большому дому, избегая ярко освещенных мест. Но с ним столкнулась служанка Аврелии и, полагая, что перед ней женщина, стала приглашать его принять участие в играх и, несмотря на его сопротивление, повлекла его к остальным, спрашивая, кто он и откуда. Когда Клодий ответил, что он ожидает Абру (так звали ту служанку Помпеи), голос выдал его, и служанка Аврелии бросилась на свет, к толпе, и стала кричать, что она обнаружила мужчину. Все женщины были перепуганы этим, Аврелия же, прекратив совершение таинств и прикрыв святыни, приказала запереть двери и начала обходить со светильниками весь дом в поисках Клодия. Наконец его нашли укрывшимся в комнате служанки, которая помогла ему войти в дом, и женщины, обнаружившие его, выгнали его вон. Женщины, разойдясь по домам, еще ночью рассказали своим мужьям о случившемся. На следующий день по всему Риму распространился слух, что Клодий совершил кощунство и повинен не только перед оскорбленными им, но и перед городом и богами. Один из народных трибунов публично обвинил Клодия в нечестии, и наиболее влиятельные сенаторы выступили против него, обвиняя его наряду с прочими гнусными беспутствами в связи со своей собственной сестрой, женой Лукулла. Но народ воспротивился их стараниям и принял Клодия под защиту, что принесло тому большую пользу в суде, ибо судьи были напуганы и дрожали перед чернью. Цезарь тотчас же развелся с Помпеей. Однако, будучи призван на суд в качестве свидетеля, он заявил, что ему ничего не известно относительно того, в чем обвиняют Клодия. Это заявление показалось очень странным, и обвинитель спросил его: "Но почему же тогда ты развелся со своей женой?" "Потому, - ответил Цезарь, - что на мою жену не должна падать даже тень подозрения". Одни говорят, что он ответил так, как действительно думал, другие же - что он сделал это из угождения народу, желавшему спасти Клодия. Клодий был оправдан, так как большинство судей подало при голосовании таблички с неразборчивой подписью , чтобы осуждением не навлечь на себя гнев черни, а оправданием - бесславие среди знатных. XI. ПОСЛЕ претуры Цезарь получил в управление провинцию Испанию. Так как
он не смог прийти к соглашению со своими кредиторами, с криком осаждавшими его и
противодействовавшими его отъезду, он обратился за помощью к Крассу, самому
богатому из римлян. Крассу нужны были сила и энергия Цезаря для борьбы против
Помпея; поэтому он удовлетворил наиболее настойчивых и неумолимых кредиторов
Цезаря и, дав поручительство на сумму в восемьсот тридцать талантов, предоставил
Цезарю возможность отправиться в провинцию. XII. Сразу же по прибытии в Испанию он развил энергичную деятельность. Присоединив в течение нескольких дней к своим двадцати когортам еще десять, он выступил с ними против каллаиков и лузитанцев, которых и победил, дойдя, затем до Внешнего моря и покорив несколько племен, ранее не подвластных римлянам. Достигнув такого успеха в делах военных, Цезарь не хуже руководил и гражданскими: он установил согласие в городах и прежде всего уладил споры между заимодавцами и должниками. А именно, он предписал, чтобы из ежегодных доходов должника одна треть оставалась ему, остальное же шло заимодавцам, пока таким образом долг не будет выплачен. Совершив эти дела, получившие всеобщее одобрение, Цезарь выехал из провинции, где он и сам разбогател и дал возможность обогатиться во время походов своим воинам, которые провозгласили его императором. XIII. ЛИЦАМ, домогающимся триумфа, надлежало оставаться вне Рима, а ищущим консульской должности - присутствовать в городе. Цезарь, который вер- нулся как раз во время консульских выборов, не знал, что ему предпочесть, и поэтому обратился в сенат с просьбой разрешить ему домогаться консульской должности заочно, через друзей. Катон первым выступил против этого требования, настаивая на соблюдении закона. Когда же он увидел, что Цезарь успел многих расположить в свою лользу, то, чтобы затянуть разрешение вопроса, произнес речь, которая продолжалась целый день. Тогда Цезарь решил отка. - заться от триумфа и добиваться должности консула. Итак, он прибыл в Рим и сразу же предпринял ловкий шаг, введя в заблуждение всех, кроме Катона. Ему удалось примирить Помпея и Красса, двух людей, пользовавшихся наибольшим влиянием в Риме. Тем, что Цезарь взамен прежней вражды соединил их дружбой, он поставил могущество обоих на службу себе самому и под прикрытием этого человеколюбивого поступка произвел незаметно для всех настоящий государственный переворот. Ибо причиной гражданских войн была не вражда Цезаря и Помпея, как думает большинство, но в большей степени их дружба, когда они сначала соединились для уничтожения власти аристократии, а затем поднялись друг против друга. Катон же, который часто верно предсказывал исход событий, приобрел за это вначале репутацию неуживчивого и сварливого человека, а впоследствии- славу советчика, хотя и разумного, но несчастливого. XIV. ИТАК, Цезарь, поддерживаемый с двух сторон, благодаря дружбе с
Помпеем и Крассом, добился успеха на выборах и с почетом был провозглашен
консулом вместе с Кальпурнием Бибулом. Едва лишь он вступил в должность, как из
желания угодить черни внес законопроекты, более приличествовавшие какому-нибудь
дерзкому народному трибуну, нежели консулу, - законопроекты, предлагавшие вывод
колоний и раздачу земель. В сенате все лучшие граждане высказались против этого,
и Цезарь, который давно уже искал к тому повода, поклялся громогласно, что
черствость и высокомерие сенаторов вынуждают его против его воли обратиться к
народу для совместных действий. С этими словами он вышел на форум. Здесь,
поставив рядом с собой с одной стороны Помпея, с другой - Красса, он спросил,
одобряют ли оии предложенные законы. Когда они ответили утвердительно, Цезарь
обратился к ним с просьбой помочь ему против тех, кто грозится
противодействовать этим законопроектам с мечом в руке. Оба обещали ему свою
поддержку, а Помпей прибавил, что против поднявших мечи он выйдет не только с
мечом, но и со щитом. Эти слова огорчили аристократов, которые сочли это
выступление сумасбродной, ребяческой речью, не приличествующей достоинству
самого Помпея и роняющей уважение к сенату, зато народу они очень понравились.
XV. Таковы были дела, которые он совершил перед Галльскими войнами. Что же касается до времени, когда Цезарь вел эти войны и ходил в походы, подчинившие Таллию, то здесь он как бы начал иную жизнь, вступив на путь новых деяний. Он выказал себя не уступающим никому из величайших, удивительнейших полководцев и военных деятелей. Ибо, если сравнить с ним Фабиев, Сципионов и Метеллов или живших одновременно с ним и незадолго до него Суллу, Мария, обоих Лукуллов и даже самого Помпея, воинская слава которого превозносилась тогда до небес, то Цезарь своими подвигами одних оставит позади по причине суровости мест, в которых он вел войну, других - в силу размеров страны, которую он завоевал, третьих - имея в виду численность и мощь неприятеля, которого он победил, четвертых - принимая в расчет дикость и коварство, с которыми ему пришлось столкнуться, пятых - человеколюбием и снисходительностью к пленным, шестых - подарками и щедростью к своим воинам и, наконец, всех - тем, что он дал больше всего сражений и истребил наибольшее число врагов. Ибо за те неполные десять лет, в течение которых он вел войну в Галлии, он взял штурмом более восьмисот городов, покорил триста народностей, сражался с тремя миллионами людей, из которых один миллион уничтожил во время битв и столько же захватил в плен. XVI.
Он
пользовался
та
кой любовью и преданностью своих воинов, что даже те
люди, которые в других войнах ничем не отличались, с непреодолимой отвагой шли
на любую опасность ради славы Цезаря. Примером может служить Ацилий, который в
мороком сражении у Массилии вскочил на вражеский корабль и, когда ему отрубили
мечом правую руку, удержал щит в левой, а затем, нанося этим щитом удары врагам
в лицо, обратил всех в бегство и завладел кораблем. XVII. ПОДОБНОЕ мужество и любовь к славе Цезарь сам взрастил и воспитал в своих воинах прежде всего тем, что щедро раздавал почести и подарки: он желал показать, что добытые в походах богатства копит не для себя, не для того, чтобы самому утопать в роскоши и наслаждениях, но хранит их как общее достояние и награду за воинские заслуги, оставляя за собой лишь право распределять награды между отличившимися. Вторым средством воспитания войска было то, что он сам добровольно бросался навстречу любой опасности и не отказывался переносить какие угодно трудности. Любовь его к опасностям не вызывала удивления у тех, кто знал его честолюбие, но всех поражало, как он переносил лишения, которые, казалось превосходили его физические силы, ибо он был слабого телосложения, с белой и нежной кожей, страдал головными болями и падучей, первый припадок которой, как говорят, случился с ним в Кордубе. Однако он не использовал свою болезненность как предлог для изнеженной жизни, но, сделав средством исцеления военную службу, старался беспрестанными переходами, скудным питанием, постоянным пребыванием под открытым небом и лишениями победить свою слабость и укрепить свое тело. Спал он большей частью на повозке или на носилках, чтобы использовать для дела и часы отдыха. Днем он объезжал города, караульные отряды и крепости, причем рядом с ним сидел раб, умевший записывать за ним, а позади один воин с мечом. Он передвигался с такой быстротой, что в первый раз проделал путь от Рима до Родана за восемь дней. Верховая езда с детства была для него привычным делом. Он умел, отведя руки назад и сложив их за спиной, пустить коня во весь опор. А во время этого похода он упражнялся еще и в том, чтобы, сидя на коне, диктовать письма, занимая одновременно двух или даже, как утверждает Оппий, еще большее число писцов. Говорят, что Цезарь первым пришел к мысли беседовать с друзьями по поводу неотложных дел посредством писем, когда величина города и исключительная занятость не позволяли встречаться лично. Как пример его умеренности в пище приводят следующий рассказ. Однажды в Медиолане он обедал у своего гостеприимца Валерия Леона, и тот подал спаржу, приправленную не обыкновенным оливковым маслом, а миррой. Цезарь спокойно съел это блюдо, а к своим друзьям, выразившим недовольство, обратился с порицанием: "Если вам что-либо не нравится, - сказал он, - то вполне достаточно, если вы откажетесь есть. Но если кто берется порицать подобного рода невежество, тот сам невежа". Однажды он был застигнут в пути непогодой и попал в хижину одного бедняка. Найдя там единственную комнату, которая едва была в состоянии вместить одного человека, он обратился к своим друзьям со словами: "Почетное нужно предоставлять сильнейшим, а необходимое - слабейшим", - и предложил Оппию отдыхать в комнате, а сам вместе с остальными улегся спать под навесом перед дверью. XVIII. ПЕРВОЮ из галльских войн, которую ему пришлось вести, была с гельветами и тигуринами . Эти племена сожгли двенадцать своих городов и четыреста деревень и двинулись через подвластную римлянам Галлию, как прежде кимвры и тевтоны, которым они, казалось, не уступали ни смелостью, ни многолюдством, ибо всего их было триста тысяч, в том числе способных сражаться - сто девяносто тысяч. Тигуринов победил не сам Цезарь, а Лабиен, которого он выслал против них и который разгромил их у реки Арара. Гельветы же напали на Цезаря неожиданно, когда он направлялся с войском к одному из союзных городов; тем не менее он успел занять надежную позицию и здесь, собрав свои силы, выстроил их в боевой порядок. Когда ему подвели коня, Цезарь сказал: "Я им воспользуюсь после победы, когда дело дойдет до погони. А сейчас - вперед, на врага!" - и с этими словами начал наступление в пешем строю. После долгой и упорной битвы он разбил войско варваров, но наибольшие трудности встретил в лагере, у повозок, ибо там сражались не только вновь сплотившиеся воины, но и женщины и дети, защищавшиеся вместе с ними до последней капли крови. Все были изрублены, и битва закончилась только к полуночи. К этой замечательной победе Цезарь присоединил еще более славное деяние, заставив варваров, уцелевших после сражения (а таких было свыше ста тысяч), соединиться и вновь заселить ту землю, которую они покинули, и города, которые они разорили. Сделал же он это из опасения, что в опустевшие области перейдут германцы и захватят их. XIX. ВТОРУЮ войну он вел уже за галлов против германцев, хотя раньше и объявил в Риме их царя Ариовиста союзником римского народа. Но германцы были несносными соседями для покоренных Цезарем народностей, и было ясно, что они не удовлетворятся существующим порядком вещей, но при первом удобном случае захватят всю Галлию и укрепятся в ней. Когда Цезарь заметил, что начальники в его войске робеют, в особенности те молодые люди из знатных семей, которые последовали за ним из желания обогатиться и жить в роскоши, он собрал их на совет и объявил, что те, кто настроен так трусливо и малодушно, могут возвратиться домой и не подвергать себя опасности против своего желания. "Я же, - сказал он, - пойду на варваров с одним только десятым легионом, ибо те, с кем мне предстоит сражаться, не сильнее кимвров, а сам я не считаю себя полководцем слабее Мария". Узнав об этом, десятый легион отправил к нему делегатов, чтобы выразить свою благодарность, остальные же легионы осуждали своих начальников, и, наконец, все, исполнившись смелости " воодушевления, последовали за Цезарем и после многодневного пути разбили лагерь в двухстах стадиях от противника. Уже самый приход Цезаря несколько расстроил дерзкие планы Ариовиста, ибо он никак не ожидал, что римляне, которые, казалось, не смогут выдержать натиска германцев, сами решатся на нападение. Он дивился отваге Цезаря и в то же время увидел, что его собственная армия приведена в замешательство. Но еще более ослабило мужество германцев предсказание священных жен, которые, наблюдая водовороты в реках и прислушиваясь к шуму потоков, возвестили, что нельзя начинать сражение раньше новолуния. Когда Цезарь узнал об этом и увидел, что германцы воздерживаются от нападения, он решил, что лучше напасть на них, пока они не расположены к бою, чем оставаться в бездеятельности, позволяя им выжидать более подходящего для них времени. Совершая налеты на укрепления вокруг холмов, где они разбили свой лагерь, он так раздразнил германцев, что те в гневе вышли из лагеря и вступили в битву. Цезарь нанес им сокрушительное поражение и, обратив в бегство, гнал их до самого Рейна, на расстоянии в четыреста стадиев, покрыв все это пространство трупами врагов и их оружием. Ариовист с немногими людьми успел все же переправиться через Рейн. Число убитых, как сообщают, достигло восьмидесяти тысяч. XX. ПОСЛЕ этого, оставив свое войско на зимних квартирах в земле секванов, Цезарь сам, чтобы заняться делами Рима, направился в Галлию, лежащую вдоль реки Пада и входившую в состав назначенной ему провинции, ибо границей между Предальпийской Галлией и собственно Италией служит река Рубикон. Сюда к Цезарю приезжали многие из Рима, и он имел возможность увеличить свое влияние, исполняя просьбы каждого, так что все уходили от него, либо получив то, чего желали, либо надеясь это получить. Таким образом действовал он в течение всей войны: то побеждал врагов оружием сограждан, то овладевал самими гражданами при помощи денег, захваченных у неприятеля. А Помпей ничего не замечал. Между тем белый, наиболее могущественные из галлов, владевшие третьей частью всей Галлии, отложились от римлян и собрали многотысячное войско. Цезарь выступил против них со всей поспешностью и напал на врагов, в то время как они опустошали земли союзных римлянам племен. Он опрокинул полчища врагов, оказавших лишь ничтожное сопротивление, и учинил такую резню, что болота и глубокие реки, заваленные множеством трупов, стали легко проходимыми для римлян. После этого все народы, живущие на берегу Океана, добровольно покорились вновь, но против нервиев, наиболее диких и воинственных из племен, населяющих страну бельгов, Цезарь должен был выступить в поход. Нервии, обитавшие в густых чащобах, укрыли свои семьи и имущество далеко от врага, а сами в глубине леса в количестве шестидесяти тысяч человек напали на Цезаря как раз тогда, когда он, занятый сооружением вала вокруг лагеря, никак не ожидал нападения. Варвары опрокинули римскую конницу и, окружив двенадцатый и седьмой легионы, перебили всех центурионов. Если бы Цезарь, прорвавшись сквозь гущу сражающихся, не бросился со щитом в руке на варваров и если бы при виде опасности, угрожающей полководцу, десятый легион не ринулся с высот на врага и не смял его ряды, вряд ли уцелел бы хоть один римский воин. Но смелость Цезаря привела к тому, что римляне бились, можно сказать, свыше своих сил и, так как нервии все же не обратились в бегство, уничтожили их, несмотря на отчаянное сопротивление. Из шестидесяти тысяч варваров осталось в живых только пятьсот, а из четырехсот их сенаторов - только трое. XXI. КОГДА весть об этом пришла в Рим, сенат постановил устроить
пятнадцатидневные празднества в честь богов, чего не бывало раньше ни при какой
победе. Но, с другой стороны, и сама опасность, когда восстало одновременно
столько враждебных племен, казалась огромной, и любовь народа к Цезарю окружила
его победы особенно ярким блеском. XXII. ЦЕЗАРЬ ЖЕ, снова возвратясь к своим войскам в Галлию, застал гам
тяжелую войну: два германских племени - узипеты и генктеры - перешли через Рейн,
ища новых земель. О войне с ними Цезарь рассказывает в своих "Записках"
следующее. Варвары отправили к нему послов, но во время перемирия неожиданно
напали на него в пути, и потому их отряд из восьмисот всадников обратил в
бегство пять тысяч всадников Цезаря, застигнутых врасплох. Затем они вторично
отправили послов с целью снова обмануть его, но он задержал послов и повел на
германцев войско, считая, что глупо доверять на слово столь вероломным и
коварным людям. Танузий, правда, сообщает, что, когда сенат выносил
постановления о празднике и жертвоприношениях в честь победы, Катон выступил с
предложением выдать Цезаря варварам, чтобы очистить город от пятна
клятвопреступления и обратить проклятие на того, кто один в этом повинен. Из
тех, что перешли Рейн, четыреста тысяч было изрублено; немногие вернувшиеся
назад были дружелюбно приняты германским племенем сугамбров. XXIII. Затем он
перевел свои войска на другой берег, не встречая никакого сопротивления, ибо
даже свевы, самые могущественные среди германцев, укрылись в далеких лесных
дебрях. Поэтому он опустошил огнем землю врагов, укрепил бодрость тех, которые
постоянно были союзниками римлян, и вернулся в Галлию, проведя в Германии
восемнадцать дней. XXIV. ЧТОБЫ поставить свое сильно увеличившееся войско на зимние квартиры,
Цезарь вынужден был разделить его на много частей, а сам, как обычно, отправился
в Италию. Но в это время вновь вспыхнуло всеобщее восстание в Галлии, и полчища
восставших, бродя по стране, разоряли зимние квартиры римлян и нападали даже на
укрепленные римские лагери. Наибольшая и сильнейшая часть повстанцев во главе с
Амбиоригом перебила отряд Котты и Титурия. Затем с шестьюдесятьютысячной армией
Амбиориг осадил легион Цицерона и едва не взял лагерь штурмом, ибо римляне все
были ранены и держались скорее благодаря своей отваге, нежели силе. XXV. ЭТА ПОБЕДА пресекла многочисленные восстания местных галлов, да и сам
Цезарь в течение зимы разъезжал повсюду, энергично подавляя возникающие
беспорядки. К тому же на смену погибшим легионам прибыло три легиона из Италии:
два из них предоставил Цезарю Помпей из числа бывших под его командованием, а
третий был набран заново в галльских областях по реке Пад. XXVI. ВЕРЦИНГЕТОРИГ разделил свои силы на много отдельных отрядов, поставив во главе их многочисленных начальников, и склонил на свою сторону всю область, расположенную вокруг Арара. Он рассчитывал поднять всю Галлию, в то время как в самом Риме начали объединяться противники Цезаря. Если бы он сделал это немного позже, когда Цезарь был уже вовлечен в гражданскую войну, то Италии угрожала бы не меньшая опасность, чем во время нашествия кимвров. Но Цезарь, который, как никто другой, умел использовать на войне любое преимущество и прежде всего - благоприятное стечение обстоятельств, выступил со своим войском тотчас же по получении известия о восстании; большое пространство, которое он прошел в короткое время, быстрота и стремительность передвижения по зимнему бездорожью показали варварам, что на них движется непреодолимая и непобедимая сила. Ибо в тех местах, куда, казалось, и вестник с письмом не сможет проникнуть, даже пробираясь в течение долгого времени, они увидели вдруг самого Цезаря со всем войском. Цезарь шел, опустошая поля, уничтожая укрепления, покоряя города, присоединяя сдающихся, пока против него не выступило племя эдуев. Эдуи ранее были провозглашены братьями римского народа и пользовались особенным почетом, а потому теперь, примкнув к восставшим, они повергли войско Цезаря в тяжкое уныние. Цезарь был вынужден очистить их страну и направился через область лингонов к секванам, которые были его союзниками и земля которых отделяла восставшие галльские области от Италии. Во время этого похода он подвергся нападению врагов, окруживших его огромными полчищами, и решился дать битву. После долгого и кровопролитного сражения он в конце концов одолел и разбил варваров. Вначале, однако, он, по-видимому, терпел урон, - по крайней мере арверны и ныне показывают висящий в храме меч Цезаря, захваченный в бою. Он сам впоследствии, увидав этот меч, улыбнулся и, когда его друзья хотели убрать меч, не позволил сделать это, считая приношение священным. XXVII. МЕЖДУ ТЕМ большинство варваров из числа уцелевших в сражении скрылось со своим царем в городе Алезии. Во время осады этого города, казавшегося неприступным из-за высоких стен и многочисленности осажденных, Цезарь подвергся огромной опасности, ибо отборные силы всех галльских племен, объединившихся между собой, прибыли к Алезии в количестве трехсот тысяч человек, в то время как число запершихся в городе было не менее ста семидесяти тысяч. Стиснутый и зажатый меж двумя столь большими силами, Цезарь был вынужден возвести две стены: одну - против города, другую - против пришедших галлов, ибо было ясно, что если враги объединятся, то ему конец. Борьба под Алезией пользуется заслуженной славой, так как ни одна другая война не дает примеров таких смелых и искусных подвигов. Но более всего удивительно, как Цезарь, сразившись с многочисленным войском за стенами города и разбив его, проделал это незаметно не только для осажденных, но даже и для тех римлян, которые охраняли стену, обращенную к городу. Последние узнали о победе не раньше, чем услышали доносящиеся из Алезии плач и рыдания мужчин и женщин, которые увидели, как римляне с противоположной стороны несут в свой лагерь множество щитов, украшенных серебром и золотом, панцирей, залитых кровью, множество кубков и галльских палаток. Так мгновенно, подобно сну или призраку, была уничтожена и рассеяна эта несметная сила, причем большая часть варваров погибла в битве. Наконец сдались и защитники Алезии - после того, как причинили немало хлопот и Цезарю и самим себе. Верцингеториг, руководитель всей войны, надев самое красивое вооружение и богато украсив коня, выехал из ворот. Объехав вокруг возвышения, на котором сидел Цезарь, он соскочил с коня, сорвал с себя все доспехи и, сев у ног Цезаря, оставался там, пока его не заключили под стражу, чтобы сохранить для триумфа. XXVIII. ЦЕЗАРЬ давно уже решил низвергнуть Помпея - так же, конечно, как и Помпей его. После того как Красс, которого любой из них в случае победы имел бы своим противником, погиб в борьбе с парфянами, Цезарю, если он хотел быть первым, не оставалось ничего иного, как уничтожить того, кому первенство уже принадлежало, а Помпей, чтобы не допустить такого исхода, должен был своевременно устранить того, кого он страшился. Помпей лишь недавно начал опасаться Цезаря, а прежде относился к нему с пренебрежением, считая, что не трудно будет уничтожить того, кто обязан своим возвышением ему, Помпею. Цезарь же, - который с самого начала питал эти намерения, - словно атлет, надолго удалился из поля зрения своих соперников. В галльских войнах он упражнял и себя и войско и подвигами своими настолько увеличил свою славу, что она сравнялась со славой побед Помпея. Теперь он пользовался всеми поводами, какие давали ему и сам Помпей, и условия времени, и упадок гражданской жизни в Риме, приведший к тому, что лица, домогающиеся должностей, сидели на площади за своими столиками с деньгами и бесстыдно подкупали чернь, а нанятый народ приходил в Собрание, чтобы бороться за того, кто дал ему денег, - бороться не с помощью голосования, а луками, пращами и мечами. Нередко собравшиеся расходились лишь после того, как осквернят возвышение для оратора трупами и запятнают его кровью. Государство погружалось в пучину анархии, подобно судну, несущемуся без управления, так что здравомыслящие люди считали счастливым исходом, если после таких безумств и бедствий течение событий приведет к единовластию, а не к чему-либо еще худшему. Многие уже осмеливались говорить открыто, что государство не может быть исцелено ничем, кроме единовластия, и нужно принять это лекарство из рук наиболее кроткого врача, под каковым они подразумевали Помпея. Помпей же, притворно, на словах, отнекиваясь от такой роли, на деле более всего добивался именно того, чтобы его провозгласили диктатором. Катон и его друзья поняли это и провели в сенате предложение избрать Помпея единственным консулом, чтобы тот, удовольствовавшись таким, более или менее законным, единовластием, не добивался диктатуры. Было решено также продлить ему время управления провинциями, которых у него было две - Испания и Африка. Управлял он ими при помощи легатов, ежегодно получая на содержание своих войск тысячу талантов из государственной казны. XXIX. МЕЖДУ ТЕМ Цезарь, отправляя посредников в Рим, домогался консульства
и требовал продления своих полномочий в провинциях. В то время как Помпей
вначале хранил молчание, Марцелл и Лентул, всегда ненавидевшие Цезаря, выступили
против исполнения его просьбы; к тем соображениям, которые диктовались
обстоятельствами, они прибавили без нужды и многое иное, направленное к
оскорблению и поношению Цезаря. Так, они требовали отнять права гражданства у
обитателей Нового Кома в Галлии - колонии, вновь основанной Цезарем незадолго до
этого, а одного из членов тамошнего совета, прибывшего в Рим, консул Марцелл
даже высек розгами, заметив: "Это тебе в знак того, что ты не римский гражданин,
отправляйся теперь домой и покажи рубцы Цезарю". Когда же Цезарь после этого
возмутительного поступка Марцелла обильным потоком направил галльские богатства
ко всем участвовавшим в управлении государством и не только освободил народного
трибуна Куриона от больших долгов, но и дал консулу Павлу тысячу пятьсот
талантов, на которые тот украсил форум знаменитым сооружением - базиликой,
воздвигнув ее на месте прежней базилики Фульвии, Помпей, напуганный этими
кознями, уже открыто и сам и через своих друзей стал ратовать за то, чтобы
Цезарю был назначен преемник по управлению провинциями. Одновременно он
потребовал у Цезаря обратно легионы, которые предоставил ему для войн в Галлии.
Цезарь тотчас же отослал эти войска, наградив каждого воина двумястами
пятьюдесятью драхмами. XXX. ВПРОЧЕМ, требования Цезаря внешне казались вполне справедливыми. А именно, он предлагал сам распустить свои войска, если и Помпей сделает то же самое, и оба они в качестве частных лиц будут ожидать от сограждан вознаграждения за свои дела. Ведь если у него отберут войско, а за Помпеем оставят и укрепят его силы, то, обвиняя одного в стремлении к тирании, сделают тираном другого. Куриона, сообщившего об этом предложении Цезаря народу, приветствовали шумными рукоплесканиями, ему даже бросали венки, как победителю на играх. Народный трибун Антоний вскоре принес в Народное собрание письмо Цезаря по поводу этого предложения и прочел его, несмотря на сопротивление консулов. Но в сенате тесть Помпея Сципион внес предложение объявить Цезаря врагом отечества, если он не сложит оружия в течение определенного срока. Консулы начали опрос, кто голосует за то, чтобы Помпей распустил свои войска, и кто за то, чтобы Цезарь распустил свои; за первое предложение высказались очень немногие, за второе же - почти все. Тогда Антоний внес предложение, чтобы оба одновременно сложили с себя полномочия, и к этому предложению единодушно присоединился весь сенат. Но так как Сципион решительно выступил против этого, а консул Лентул кричал, что против разбойника надо действовать оружием, а не постановлениями, сенаторы разошлись и надели траурные одежды по поводу такого раздора. XXXI. ПОСЛЕ этого от Цезаря прибыли письма с очень умеренными предложениями. Он изъявлял согласие отказаться от всех требований, если ему отдадут Предальпийскую Галлию и Иллирик с двумя легионами до тех пор, когда он сможет вторично выступить соискателем на консульских выборах. Оратор Цицерон, который только что прибыл из Киликии и стремился примирить враждующих, пытался смягчить Помпея, но тот, уступая в остальном, не соглашался оставить Цезарю войско. Тогда Цицерон убедил друзей Цезаря ограничиться упомянутыми провинциями и шестью тысячами воинов и положить конец вражде; на это соглашался и Помпей, Но консул Лентул и его друзья воспротивились и дошли до того, что позорным и бесчестным образом выгнали Антония и Куриона из сената. Тем самым они дали Цезарю наилучшее средство разжечь гнев воинов - надо было лишь указать им на то, что почтенные мужи, занимающие высокие государственные должности, вынуждены были бежать в одежде рабов на наемной повозке (к этому, из страха перед врагами, они прибегли, чтобы тайно ускользнуть из Рима). XXXII. У ЦЕЗАРЯ было не более трехсот всадников и пяти тысяч человек пехоты. Остальные его воины оставались за Альпами, и он уже отправил за ними своих легатов. Но так как он видел, что для начала задуманного им предприятия и для первого приступа более необходимы чудеса отваги и ошеломительный по скорости удар, чем многочисленное войско (ибо ему казалось легче устрашить врага неожиданным нападением, чем одолеть его, придя с хорошо вооруженным войском), то он дал приказ своим командирам и центурионам, вооружившись кинжалами, без всякого другого оружия занять Аримин , значительный город в Галлии, избегая, насколько возможно, шума и кровопролития. Командование войском он поручил Гортензию, сам же провел целый день на виду у всех и даже присутствовал при упражнениях гладиаторов. К вечеру, приняв ванну, он направился в обеденный зал и здесь некоторое время оставался с гостями. Когда уже стемнело, он встал и вежливо предложил гостям ожидать здесь, пока он вернется. Немногим же доверенным друзьям он еще прежде сказал, чтобы они последовали за ним, но выходили не все сразу, а поодиночке. Сам он сел в наемную повозку и поехал сначала по другой дороге, а затем повернул к Аримину. Когда он приблизился к речке под названием Рубикон, которая отделяет Предальпийскую Галлию от собственно Италии, его охватило глубокое раздумье при мысли о наступающей минуте, и он заколебался перед величием своего дерзания. Остановив повозку, он вновь долгое время молча обдумывал со всех сторон свой замысел, принимая то одно, то другое решение. Затем он поделился своими сомнениями с присутствовавшими друзьями, среди которых был и Азиний Поллион; он понимал, началом каких бедствий для всех людей будет переход через эту реку и как оценит этот шаг потомство. Наконец, как бы отбросив размышления и отважно устремляясь навстречу будущему, он произнес слова, обычные для людей, вступающих в отважное предприятие, исход которого сомнителен: "Пусть будет брошен жребий!" - и двинулся к переходу. Промчавшись остаток пути без отдыха, он еще до рассвета ворвался в Аримин, который и занял. Говорят, что в ночь накануне этого перехода Цезарь видел зловещий сон; ему приснилось, что он совершил ужасное кровосмешение, сойдясь с собственной матерью . XXXIII. ПОСЛЕ взятия Аримина как бы широко распахнулись ворота перед войною во всех странах и на всех морях, и вместе с границей провинции были нарушены и стерты все римские законы; казалось, что не только мужчины и женщины в ужасе бродят по Италии, как это бывало и прежде, но и сами города, поднявшись со своих мест, бегут, враждуя друг с другом. В самом Риме, который был затоплен потоком беглецов из окрестных селений, власти не могли поддержать порядка ни убеждением, ни приказами. И немногого недоставало, чтобы город сам себя погубил в этом великом смятении и буре. Повсюду господствовали противоборствующие страсти и неистовое волнение. Ибо даже сторона, которая на какое-то время торжествовала, не оставалась в покое, но, вновь сталкиваясь в огромном городе с устрашенным и поверженным противником, дерзко возвещала ему еще более страшное будущее, и борьба возобновлялась. Помпея, который был ошеломлен не менее других, теперь осаждали со всех сторон. Одни возлагали на него ответственность за то, что он содействовал усилению Цезаря во вред и самому себе и государству, другие ставили ему в вину, что он позволил Лентулу оскорбить Цезаря, когда тот уже шел на уступки и предлагал справедливые условия примирения. Фавоний же предлагал ему топнуть ногой о землю, ибо Помпей как-то, похваляясь, говорил сенаторам, что незачем им суетиться и заботиться о приготовлениях к войне: если только Цезарь придет, то стоит ему, Помпею, топнуть ногою оземь, как вся Италия наполнится войсками. Впрочем, и теперь еще Помпей превосходил Цезаря числом вооруженных воинов; никто, однако, не позволял ему действовать в соответствии с собственными расчетами. Поэтому он поверил ложным слухам, что война уже у ворот, что она охватила всю страну, и, поддаваясь общему настроению, объявил публично, что в городе восстание и безвластие, а затем покинул город, приказав следовать за собой сенаторам и всем тем, кто предпочитает отечество и свободу тирании. XXXIV. ИТАК, консулы бежали, не совершив даже обычных жертвоприношений
перед дорогой; бежало и большинство сенаторов - с такою поспешностью, что они
захватывали с собой из своего имущества первое попавшееся под руку, словно имели
дело с чужим добром. Были и такие, которые раньше горячо поддерживали Цезаря,
теперь же, потеряв от ужаса способность рассуждать, дали без всякой нужды увлечь
себя этому потоку всеобщего бегства. Но самым печальным зрелищем был вид самого
города, который накануне великой бури казался подобным судну с отчаявшимися
кормчими, носящемуся по волнам и брошенному на произвол слепого случая. И все
же, как бы много боли ни причиняло это переселение, римляне из любви к Помпею
считали землю изгнания своим отечеством и покидали Рим, словно он уже стал
лагерем Цезаря. Даже Лабиен, один из ближайших друзей Цезаря, бывший его легатом
и самым ревностным помощником его в галльских войнах, теперь бежал от него и
перешел на сторону Помпея. Цезарь же отправил ему вслед его деньги и пожитки.
XXXV. ЦЕЗАРЬ включил в состав своего войска отряд Домиция, а также всех
набиравшихся для Помпея воинов, которых он захватил в италийских городах, и с
этими силами, уже многочисленными и грозными, двинулся на самого Помпея. Но тот
не стал дожидаться его прихода, бежал в Брундизий и, послав сначала консулов с
войском в Диррахий, вскоре, когда Цезарь был уже совсем рядом, сам отплыл туда
же; об этом будет рассказано подробно в его жизнеописании . Цезарь хотел тотчас
же поспешить за ним, но у него не было кораблей, и потому он вернулся в Рим, в
течение шестидесяти дней сделавшись без всякого кровопролития господином всей
Италии. Рим он нашел в более спокойном состоянии, чем ожидал, и так как много
сенаторов оказалось на месте, он обратился к ним с примирительной речью,
предлагая отправить делегацию к Помпею, чтобы достигнуть соглашения на разумных
условиях. Однако никто из них не принял этого предложения, либо из страха перед
Помпеем, которого они покинули в опасности, либо не доверяя Цезарю и считая его
речь неискренней. XXXVI. ЦЕЗАРЬ направился в Испанию, решив прежде всего изгнать оттуда Афрания и Варрона, легатов Помпея, и, подчинив себе тамошние легионы и провинции, чтобы в тылу у него уже не было противников, выступить затем против самого Помпея. В Испании Цезарь не раз попадал в засады, так что его жизнь оказывалась в опасности, воины его жестоко голодали, и все же он неустанно преследовал неприятелей, вызывал их на сражения, окружал рвами, пока, наконец, не овладел и лагерями и армиями. Предводители бежали к Помпею. XXXVII. ПО ВОЗВРАЩЕНИИ Цезаря в Рим его тесть Пизон стал убеждать его послать к Помпею послов для переговоров о перемирии, но Сервилий Исаврийский в угоду Цезарю возражал против этого. Сенат назначил Цезаря диктатором, после чего он вернул изгнанников и возвратил гражданские права детям лиц, объявленных при Сулле вне закона, а также путем некоторого снижения учетного процента облегчил положение должников. Издав еще несколько подобных распоряжений, он через одиннадцать дней отказался от единоличной власти диктатора, объявив себя консулом вместе с Сервилием Исаврийским, и выступил в поход. В начале января, который приблизительно соответствует афинскому месяцу посидеону, около зимнего солнцеворота он отплыл с отборным отрядом конницы в шестьсот человек и пятью легионами, оставив остальное войско позади, чтобы не терять времени. После переправы через Ионийское море он занял Аполлонию и Орик, а флот снова отправил в Брундизий за отставшей частью войска. Солдаты были еще в пути. Молодые годы их миновали, и утомленные бесконечными войнами, они громко жаловались на Цезаря, говоря: "Куда же, в какой край завезет нас этот человек, обращаясь с нами так, как будто мы не живые люди, подвластные усталости? Но ведь и меч изнашивается от ударов, и панцирю и щиту нужно дать покой после столь продолжительной службы. Неужели даже наши раны не заставляют Цезаря понять, что он командует смертными людьми и что мы чувствуем лишения и страдания, как и все прочие? Теперь пора бурь и ветров на море, и даже богу невозможно смирить силой стихию, а он идет на все, словно не преследует врагов, а спасается от них". С такими речами они медленно подвигались к Брундизию. Но когда, прибыв туда, они узнали, что Цезарь уже отплыл, их настроение быстро изменилось. Они бранили себя, называли себя предателями своего императора, бранили и начальников за то, что те не торопили их в пути. Расположившись на возвышенности, солдаты смотрели на море, в сторону Эпира, дожидаясь кораблей, на которых они должны были переправиться к Цезарю. XXXVIII. МЕЖДУ ТЕМ Цезарь, не имея в Аполлонии военных сил, достаточных для борьбы, и видя, что войска из Италии медлят с переправой, оказался в затруднительном положении. Поэтому он решился на отчаянное предприятие-на двенадцативесельном судне тайно от всех вернуться в Брундизий, хотя множество неприятельских кораблей бороздило море. Он поднялся на борт ночью в одежде раба и, усевшись поодаль, как самый незначительный человек, хранил молчание. Течением реки Аоя корабль уносило в море, но утренний ветер, который обыкновенно успокаивал волнение в устье реки, прогоняя волны в море, уступил натиску сильного морского ветра, задувшего ночью. Река свирепо боролась с морским приливом. Сопротивляясь прибою, она шумела и вздувалась, образуя страшные водовороты. Кормчий, бессильный совладать со стихией, приказал матросам повернуть корабль назад. Услыхав это, Цезарь выступил вперед и, взяв пораженного кормчего за руку, сказал: "Вперед, любезный, смелей, не бойся ничего: ты везешь Цезаря и его счастье". Матросы забыли про бурю и, как бы приросши к веслам, с величайшим усердием боролись с течением. Однако идти дальше было невозможно, так как в трюм набралось много воды и в устье корабль подвергался грозной опасности. Цезарь, хотя и с большой неохотой, согласился повернуть назад. По возвращении Цезаря солдаты толпой вышли ему навстречу, упрекая его за то, что он не надеется на победу с ними одними, но огорчается изза отставших и идет на риск, словно не доверяя тем легионам, которые высадились вместе с ним. XXXIX. НАКОНЕЦ прибыл из Брундизия Антоний с войсками. Цезарь, осмелев,
начал вызывать Помпея на сражение. Помпей разбил лагерь в удобном месте, имея
возможность снабжать в изобилии свои войска с моря и с суши, тогда как солдаты
Цезаря уже с самого начала испытывали недостаток в продовольствии, а потом из-за
отсутствия самого необходимого стали есть какие-то коренья, кроша их на мелкие
части и смешивая с молоком. Иногда они лепили из этой смеси хлебцы и, нападая на
передовые караулы противника, бросали эти хлебцы, крича, что не прекратят осады
Помпея до тех пор, пока земля будет рождать такие коренья. Помпей старался
скрыть и эти хлебцы и эти речи от своих солдат, ибо те начали падать духом,
страшась бесчувственности врагов и считая их какими-то дикими зверями. XL. В ВОЙСКЕ Помпея и среди начальников это выдавало пылкое желание пуститься в погоню, так как казалось, что Цезарь побежден и бежит. Но сам Помпей был слишком осторожен, чтобы отважиться на сражение, которое может решить исход всего дела. Обеспеченный всем необходимым на долгий срок, он предпочитал ждать, пока противник истощит свои силы. Лучшая часть войска Цезаря имела боевой опыт и неодолимую отвагу в битвах. Однако его солдаты из-за преклонного возраста уставали от длительных переходов, от лагерной жизни, строительных работ и ночных бодрствований. Страдая от тяжких трудов вследствие телесной слабости, они теряли и бодрость духа. К тому же, как тогда говорили, дурное питание вызвало в армии Цезаря какую-то повальную болезнь. Но самое главное - у Цезаря не было ни денег, ни запасов продовольствия, и казалось, что в течение короткого времени его армия сама собой распадется. XLI. ОДИН Катон, который при виде павших в бою неприятелей (их было около
тысячи) ушел, закрыв лицо в знак печали, и заплакал, хвалил Помпея за то, что
тот уклоняется от сражения и щадит сограждан. Все же остальные обвиняли Помпея в
трусости и насмешливо звали его Агамемноном и царем царей: не желая отказаться
от единоличной власти, он, дескать, гордится тем, что столько полководцев
находятся у него в подчинении и ходят за распоряжениями к нему в палатку.
Фавоний, подражая откровенным речам Катона, жаловался, что из-за властолюбия
Помпея они в этом году не отведают тускульских фиг. Афраний, недавно прибывший
из Испании, после столь неудачного командования и подозреваемый в том, что он за
деньги продал свою армию Цезарю, спрашивал, почему же не сражаются с купцом,
купившим у него провинции. Под давлением всего этого Помпей против воли начал
преследование Цезаря. XLII. ОБА ВОЙСКА вступили на равнину Фарсала и расположились там лагерем. Помпей опять обратился к своему прежнему плану, тем более что и предзнаменования и сновидения были неблагоприятны. Зато окружавшие Помпея были до того самонадеянны и уверены в победе, что Домиций, Спинтер и Сципион яростно спорили между собой о том, кто из них получит должность верховного жреца, принадлежавшую Цезарю. Они посылали в Рим заранее нанимать дома, приличествующие для консулов и преторов, рассчитывая сразу после войны занять эти должности. Особенно неудержимо рвались в бой всадники. Они очень гордились своим боевым искусством, блеском оружия, красотой коней, а также численным превосходством: против семи тысяч всадников Помпея у Цезаря была всего лишь одна тысяча. Количество пехоты также не было равным: у Цезаря было в строю двадцать две тысячи против сорока пяти тысяч у неприятеля. XLIII. ЦЕЗАРЬ собрал свои войска и, сообщив им, что два легиона под командой Корнифиция находятся неподалеку, а пятнадцать когорт во главе с Каленом расположены около Мегар и Афин, спросил, желают ли они ожидать этих подкреплений или предпочитают рискнуть сами. Солдаты с громкими криками просили его не ждать, но вести их в бой и приложить старания к тому, чтобы они могли как можно скорее встретиться с неприятелем. Когда Цезарь совершал очистительное жертвоприношение, по заклании первого животного жрец тотчас объявил, что в ближайшие три дня борьба с неприятелем будет решена сражением. На вопрос Цезаря, не замечает ли он по жертве каких-либо признаков благополучного исхода битвы, жрец отвечал: "Ты сам лучше меня можешь ответить на этот вопрос. Боги возвещают великую перемену существующего положения вещей. Поэтому, если ты полагаешь, что настоящее положение вещей для тебя благоприятно, то ожидай неудачи, если же неблагоприятно - жди успеха". В полночь накануне битвы, когда Цезарь обходил посты, на небе видели огненный факел, который, казалось, пронесся над лагерем Цезаря и, вспыхнув ярким светом, упал в расположение Помпея, а в утреннюю стражу из лагеря Цезаря было заметно смятение в стане врагов. В этот день, однако, Цезарь не ожидал сражения. Он приказал сниматься с лагеря, намереваясь выступить по направлению к Скотуссе. XLIV. КОГДА уже свернули лагерные палатки, к Цезарю прискакали разведчики
с сообщением, что неприятель движется в боевом строю. Цезарь весьма обрадовался
и, сотворив молитвы богам, стал строить войско, разделив его на три части. В
центре он поставил Домиция Кальвина, левым флангом командовал Антроний, сам же
он стоял во главе правого крыла, намереваясь сражаться в рядах десятого легиона.
Увидев, однако, что против этого легиона расположена неприятельская конница,
встревоженный ее численностью и блеском ее оружия, Цезарь приказал шести
когортам, расположенным в глубине строя, незаметно перейти к нему и поставил их
позади правого крыла, пояснив, как надо действовать, когда вражеская конница
пойдет в наступление. XLV. ТАК в центре сражалась пехота, а между тем конница Помпея с левого
фланга горделиво тронулась в наступление, рассыпаясь и растягиваясь, чтобы
охватить правое крыло противника. Однако, прежде чем она успела атаковать,
вперед выбежали когорты Цезаря, которые против обыкновения не метали копий и не
поражали неприятеля в ноги, а, по приказу Цезаря, целили врагам в глаза и
наносили раны в лицо. Цезарь рассчитывал, что молодые солдаты Помпея, кичившиеся
своей красотой и юностью, не привыкшие к войнам и ранам, более всего будут
опасаться таких ударов, и не устоят, устрашенные как самою опасностью, так и
угрозою оказаться обезображенными. Так оно и случилось. Помпеянцы отступали
перед поднятыми вверх копьями, теряя отвагу при виде направленного против них
оружия; оберегая лицо, они отворачивались и закрывались. В конце концов они
расстроили свои ряды и обратились в позорное бегство, погубив все дело, ибо
победители немедленно стали окружать и, нападая с тыла, рубить вражескую пехоту.
XLVI. А ЦЕЗАРЬ, прибыв в лагерь Помпея и увидев трупы врагов и продолжающуюся резню, со стоном воскликнул: "Вот чего они хотели, вот до какой крайности меня довели! Если бы Гай Цезарь, свершитель величайших воинских деяний, отказался тогда от командования, надо мною был бы, вероятно, произнесен смертный приговор". Азиний Поллион передает, что Цезарь произнес эти слова по-латыни, а сам он записал их по-гречески. Большинство убитых, как он сообщает, оказалось рабами, павшими при захвате лагеря, а воинов погибло не более шести тысяч. Большую часть пленных Цезарь включил в свои легионы. Многим знатным римлянам он даровал прощение; в числе их был и Брут - впоследствии его убийца. Цезарь, говорят, был встревожен, не видя Брута, и очень обрадовался, когда тот оказался в числе уцелевших и пришел к нему. XLVII. СРЕДИ многих чудесных знамений, предвещавших победу Цезаря, как о
самом замечательном сообщают о знамении в городе Траллах. В храме Победы стояло
изображение Цезаря. Земля вокруг статуи была от природы бесплодна и к тому же
замощена камнем, и на ней-то, как сообщают, у самого цоколя выросла пальма. XLVIII. ЦЕЗАРЬ, даровав в ознаменование победы свободу фессалийцам, начал
преследование Помпея. По прибытии в Азию он объявил свободными граждан Книда из
расположения к Теопомпу, составителю свода мифов, а всем жителям Азии уменьшил
подати на одну треть. Цезарь прибыл в Александрию, когда Помпей был уже мертв.
Здесь Теодот поднес ему голову Помпея, но Цезарь отвернулся и, взяв в руки
кольцо с его печатью, пролил слезы. Всех друзей и близких Помпея, которые,
скитаясь по Египту, были взяты в плен царем, он привлек к себе и
облагодетельствовал. Своим друзьям в Риме Цезарь писал, что в победе для него
самое приятное и сладостное - возможность даровать спасение все новым из
воевавших с ним граждан. XLIX. КЛЕОПАТРА, взяв с собой лишь одного из друзей, Аполлодора Сицилийского, села в маленькую лодку и при наступлении темноты пристала вблизи царского дворца. Так как иначе трудно было остаться незамеченной, то она забралась в мешок для постели и вытянулась в нем во всю длину. Аполлодор обвязал мешок ремнем и внес его через двор к Цезарю. Говорят, что уже эта хитрость Клеопатры показалась Цезарю смелой и пленила его. Окончательно покоренный обходительностью Клеопатры и ее красотой, он примирил ее с царем того, чтобы они царствовали совместно. Во время всеобщего пира в честь примирения раб Цезаря, цирульник, из трусости (в которой он всех превосходил) не пропускавший ничего мимо ушей, все подслушивавший и выведывавший, проведал о заговоре, подготовляемом против Цезаря военачальником Ахиллой и евнухом Потином. Узнав о заговоре, Цезарь велел окружить стражей пиршественную залу. Потин был убит, Ахилле же удалось бежать к войску, и он начал против Цезаря продолжительную и тяжелую войну, в которой Цезарю пришлось с незначительными силами защищаться против населения огромного города и большой египетской армии. Прежде всего, он подвергся опасности остаться без воды, так как водопроводные каналы были засыпаны неприятелем. Затем, враги пытались отрезать его от кораблей. Цезарь принужден был отвратить опасность, устроив пожар, который, распространившись со стороны верфей, уничтожил огромную библиотеку. Наконец, во время битвы при Фаросе , когда Цезарь соскочил с насыпи в лодку, чтобы оказать помощь своим, и к лодке со всех сторон устремились египтяне, Цезарь бросился в море и лишь с трудом выплыл. Говорят, что он подвергался в это время обстрелу из луков и, погружаясь в воду, все-таки не выпускал из рук записных книжек. Одной рукой он поднимал их высоко над водой, а другой греб, лодка же сразу была потоплена. В конце концов, когда царь встал на сторону противников, Цезарь напал на него и одержал в сражении победу. Враги понесли большие потери, а царь пропал без вести. Затем, оставив Клеопатру, которая вскоре родила от него сына (александрийцы называли его Цезарионом), Цезарь направился в Сирию. L. ПРИБЫВ оттуда в Азию, Цезарь узнал, что Домиций разбит сыном Митридата Фарнаком и с немногочисленной свитой бежал из Понта, а Фарнак, с жадностью используя свой успех, занял Вифинию и Каппадокию, напал на так называемую Малую Армению и подстрекает к восстанию всех тамошних царей и тетрархов. Цезарь тотчас же выступил против Фарнака с тремя легионами, в большой битве при городе Зеле совершенно уничтожил войско Фарнака и самого его изгнал из Понта. Сообщая об этом в Рим одному из своих друзей, Матию, Цезарь выразил внезапность и быстроту этой битвы тремя словами: "Пришел, увидел, победил". По-латыни эти слова, имеющие одинаковые окончания , создают впечатление убедительной краткости. LI. ЗАТЕМ Цезарь переправился в Италию и прибыл в Рим в конце года, на который он был вторично избран диктатором, хотя ранее эта должность никогда не была годичной. На следующий год он был избран консулом. Цезаря порицали за его отношение к восставшим солдатам, которые убили двух бывших преторов - Коскония и Гальбу: он наказал их лишь тем, что, обращаясь к ним, назвал их гражданами, а не воинами, а затем дал каждому по тысяче драхм и выделил большие участки земли в Италии. На Цезаря возлагали также вину за сумасбродства Долабеллы, корыстолюбие Матия и кутежи Антония; последний, в довершение ко всему прочему, присвоил какими-то нечистыми средствами дом Помпея и приказал его перестроить, так как он показался ему недостаточно вместительным. Среди римлян распространялось недовольство подобными поступками. Цезарь все это замечал, однако положение дел в государстве вынуждало его пользоваться услугами таких помощников. LII. KATOH и Сципион после сражения при Фарсале бежали в Африку и там при
содействии царя Юбы собрали значительные силы. Цезарь решил выступить против
них. Он переправился в Сицилию около времени зимнего солнцеворота и, желая
лишить своих командиров всякой надежды на промедление и проволочку, сразу же
велел раскинуть свою палатку на самом морском берегу. Как только подул попутный
ветер, он отплыл с тремя тысячами пехоты и небольшим отрядом конницы. Высадив
эти войска, он незаметно отплыл назад, боясь за свои главные силы. Он встретил
их уже в море и благополучно доставил в лагерь. Узнав, что противники полагаются
на какой-то старинный оракул, гласящий, что роду Сципионов всегда суждено
побеждать в Африке, Цезарь, - трудно сказать, в шутку ли, чтобы выставить в
смешном виде Сципиона, полководца своих врагов, или всерьез, желая истолковать
предсказание в свою пользу, - в каждом сражении отводил какому-то Сципиону
почетное место во главе войска, словно главнокомандующему (среди людей Цезаря
был некий Сципион Саллутион из семьи Сципионов Африканских, человек во всех
других отношениях ничтожный и всеми презираемый). Сталкиваться же с неприятелем
и искать сражения приходилось часто: армия Цезаря страдала от недостачи
продовольствия и корма для лошадей, так что воины вынуждены были кормить лошадей
морским мхом, смывая с него морскую соль и примешивая в качестве приправы
немного травы. LIII. ЭТИ УСПЕХИ побудили Сципиона помериться силами в решительном
сражении. Оставив Афрания в лагере и невдалеке от него Юбу, сам он занялся
укреплением позиции для нового лагеря над озером около города Тапса, имея в виду
создать здесь прибежище и опору в битве для всего войска. В то время как Сципион
трудился над этим, Цезарь, с невероятной быстротой пройдя лесистыми местами,
удобными для неожиданного нападения, одну часть его войска окружил, а другой
ударил в лоб. Обратив врага в бегство, Цезарь воспользовался благоприятным
моментом и сопутствием счастливой судьбы: при первом же натиске ему удалось
захватить лагерь Афрания и после бегства Юбы совершенно уничтожить лагерь
нумидийцев. В несколько часов Цезарь завладел тремя лагерями, причем пало
пятьдесят тысяч неприятелей; Цезарь же потерял не более пятидесяти человек. LIV. ГОРЯ желанием захватить Катона живым, Цезарь поспешил к Утике: Катон охранял этот город и поэтому не принял участия в сражении. Узнав о самоубийстве Катона, Цезарь явно опечалился, но никто не знал, чем именно. Он сказал только: "О, Катон, мне ненавистна твоя смерть, ибо тебе было ненавистно принять от меня спасение". Но сочинение, впоследствии написанное Цезарем против Катона, не содержит признаков мягкого, примирительного настроения. Как же он мог пощадить Катона живым, если на мертвого излил так много гнева? С другой стороны, снисходительность, проявленная Цезарем по отношению к Цицерону, Бруту и множеству других побежденных, заставляет некоторых заключить, что упомянутое выше сочинение родилось не из ненависти к Катону, а из соперничества на государственном поприще, и вот по какому поводу. Цицерон написал хвалебное сочинение в честь Катона, под заглавием "Катон". Сочинение это, естественно, у многих имело большой успех, так как оно было написано знаменитым оратором и на благороднейшую тему. Цезарь был уязвлен этим сочинением, считая, что похвала тому, чьей смерти он был причиной, служит обвинением против него. Он собрал много обвинений против Катона и назвал свою книгу "Антикатон". Каждое из этих двух произведений имело много сторонников в зависимости от того, кому кто сочувствовал - Катону или Цезарю. LV. ПО ВОЗВРАЩЕНИИ из Африки в Рим Цезарь прежде всего произнес речь к
народу, восхваляя свою победу. Он сказал, что захватил так много земли, что
ежегодно будет доставлять в государственное хранилище двести тысяч аттических
медимнов зерна и три миллиона фунтов оливкового масла. Затем он отпраздновал
триумфы - египетский, понтийский, африканский
- не над Сципионом, разумеется, а
над царем Юбой. Сына царя Юбы, еще совсем маленького мальчика, вели в
триумфальной процессии. Он попал в счастливейший плен, так как из варвара и
нумидийца превратился в одного из самых ученых греческих писателей. После
триумфов Цезарь принялся раздавать солдатам богатые подарки, а народу устраивал
угощения и игры. На двадцати двух тысячах столов было устроено угощение для всех
граждан. Игры - гладиаторские бои и морские сражения - он дал в честь своей
давно умершей дочери Юлии. LVI. ПОСЛЕ этого Цезарь был избран в четвертый раз консулом и затем
отправился с войсками в Испанию против сыновей Помпея, которые, несмотря на свою
молодость, собрали удивительно большую армию и выказали необходимую для
полководцев отвагу, так что поставили Цезаря в крайне опасное положение. Большое
сражение произошло около города Мунды. Цезарь, видя что неприятель теснит его
войско, которое сопротивляется слабо, закричал, пробегая сквозь ряды солдат, что
если они уже ничего не стыдятся, то пусть возьмут и выдадут его мальчишкам.
Осилить неприятелей Цезарю удалось лишь с большим трудом. Противник потерял
свыше тридцати тысяч человек; у Цезаря же пала тысяча самых лучших солдат. После
сражения Цезарь сказал своим друзьям, что он часто сражался за победу, теперь же
впервые сражался за жизнь. Эту победу он одержал во время праздника Дионисий
- в
тот самый день, когда, как сообщают, вступил в войну Помпей Магн. Промежуток
времени между этими двумя событиями - четыре года. Младший из сыновей Помпея
бежал, а немного дней спустя Дидий принес голову старшего. LVII. ОДНАКО, склонившись перед счастливой судьбой этого человека и позволив надеть на себя узду, римляне считали, что единоличная власть есть отдых от гражданских войн и прочих бедствий. Они выбрали его диктатором пожизненно. Эта несменяемость в соединении с неограниченным единовластием была открытой тиранией. По предложению Цицерона, сенат назначил ему почести , которые еще оставались в пределах человеческого величия, но другие наперебой предлагали чрезмерные почести, неуместность которых привела к тому, что Цезарь сделался неприятен и ненавистен даже самым благонамеренным людям. Ненавистники Цезаря, как думают, не меньше его льстецов помогали принимать эти решения, чтобы было как можно больше предлогов к недовольству и чтобы их обвинения казались вполне обоснованными. В остальном же Цезарь по окончании гражданских войн держал себя безупречно. Было даже постановлено - и, как думают, с полным основанием, - посвятить ему храм Милосердия в знак благодарности за его человеколюбие. Действительно, он простил многих выступавших против него с оружием в руках, а некоторым, как, например, Бруту и Кассию, предоставил почетные должности: оба они были преторами. Цезарь не допустил, чтобы статуи Помпея лежали сброшенными с цоколя, но велел поставить их на прежнее место. По этому поводу Цицерон сказал, что Цезарь, восстановив статуи Помпея, утвердил свои собственные. Друзья Цезаря просили, чтобы он окружил себя телохранителями, и многие предлагали свои услуги. Цезарь не согласился, заявив, что, по его мнению, лучше один раз умереть, чем постоянно ожидать смерти. Видя в расположении к себе самую лучшую и надежную охрану и добиваясь такого расположения, он снова прибег к угощениям и хлебным раздачам для народа; для солдат он основывал колонии. Из них самые известные - Карфаген и Коринф, города, которым ранее довелось быть одновременно разрушенными, а теперь - одновременно восстановленными. LVIII. ЧТО касается знати, то одним он обещал на будущее должности
консулов и преторов, других прельщал другими должностями и почестями и всем
одинаково внушал большие надежды, стремясь к тому, чтобы властвовать над
добровольно подчиняющимися. Когда умер консул Максим, то на оставшийся до
окончания срока его власти один день Цезарь назначил консулом Каниния Ребилия.
По обычаю, многие направлялись приветствовать его, и Цицерон сказал: "Поспешим,
чтобы успеть застать его в должности консула". LIX. ОСТРОУМНО задуманное и завершенное им устройство календаря с исправлением ошибок, вкравшихся в летосчисление, принесло огромную пользу. Дело не только в том, что у римлян в очень древние времена лунный цикл не был согласован с действительною длиною года, вследствие чего жертвоприношения и праздники постепенно передвигались и стали приходиться на противоположные первоначальным времена года: даже когда был введен солнечный год, который и применялся в описываемое нами время, никто не умел рассчитывать его продолжительность, и только одни жрецы знали, в какой момент надо произвести исправление, и неожиданно для всех включали вставной месяц, который они называли мерцедонием. Говорят, впервые еще Нума стал вставлять дополнительный месяц, найдя в этом средство для исправления погрешности в календаре, однако средство, действительное лишь на недолгое время. Об этом говорится в его жизнеописании . Цезарь предложил лучшим ученым и астрологам разрешить этот вопрос, а затем, изучив предложенные способы, создал собственный, тщательно продуманный и улучшенный календарь. Римляне до сих пор пользуются этим календарем и, по-видимому, у них погрешностей в летосчислении меньше, чем у других народов. Однако и это преобразование дало людям злокозненным и враждебным власти Цезаря повод для обвинений. Так, например, известный оратор Цицерон, когда кто-то заметил, что "завтра взойдет созвездие Лиры", сказал: "Да, по указу", как будто бы и это явление, происходящее в силу естественной необходимости, могло произойти по желанию людей. LX. СТРЕМЛЕНИЕ Цезаря к царской власти более всего возбуждало явную
ненависть против него и стремление его убить. Для народа в этом была главная
вина Цезаря; у тайных же недоброжелателей это давно уже стало благовидным
предлогом для вражды в нему. Люди, уговаривавшие Цезаря принять эту власть,
распространяли в народе слух, якобы основанный на Сивиллиных книгах, что
завоевание парфянского царства римлянами возможно только под предводительством
царя, иначе же оно недостижимо. Однажды, когда Цезарь возвратился из Альбы в
Рим, они отважились приветствовать его как царя. Видя замешательство в народе,
Цезарь разгневался и заметил на это, что его зовут не царем, а Цезарем. Так как
эти слова были встречены всеобщим молчанием, Цезарь удалился в настроении весьма
невеселом и немилостивом. LXI. К ЭТИМ случаям присоединилось еще оскорбление народных трибунов. Справлялся праздник Луперкалий, о котором многие пишут, что в древности это был пастушеский праздник; в самом деле, он несколько напоминает аркадские Ликеи . Многие молодые люди из знатных семейств и даже лица, занимающие высшие государственные должности, во время праздника пробегают нагие через город и под смех, под веселые шутки встречных бьют всех, кто попадется им на пути, косматыми шкурами. Многие женщины, в том числе и занимающие высокое общественное положение, выходят навстречу и нарочно, как в школе, подставляют обе руки под удары. Они верят, что это облегчает роды беременным, а бездетным помогает понести. Это зрелище Цезарь наблюдал с возвышения для ораторов, сидя на золотом кресле, разряженный, как для триумфа. Антоний в качестве консула также был одним из зрителей священного бега. Антоний вышел на форум и, когда толпа расступилась перед ним, протянул Цезарю корону, обвитую лавровым венком. В народе, как было заранее подготовлено, раздались жидкие рукоплескания. Когда же Цезарь отверг корону, весь народ зааплодировал. После того как Антоний вторично поднес корону, опять раздались недружные хлопки. При вторичном отказе Цезаря вновь рукоплескали все. Когда таким образом затея была раскрыта, Цезарь встал со своего места и приказал отнести корону на Капитолий. Тут народ увидел, что статуи Цезаря увенчаны царскими коронами. Двое народных трибунов, Флавий и Марулл, подошли и сняли венки со статуй, а тех, кто первыми приветствовали Цезаря как царя, отвели в тюрьму. Народ следовал за ними с рукоплесканиями, называя обоих трибунов "брутами", потому что Брут уничтожил наследственное царское достоинство и ту власть, которая принадлежала единоличным правителям, передал сенату и народу. Цезарь, раздраженный этим поступком, лишил Флавия и Марулла власти. В обвинительной речи он, желая оскорбить народ, много раз назвал их "брутами" и "киманцами" . LXII. ПОЭТОМУ народ обратил свои надежды на Марка Брута. С отцовской
стороны он происходил, как полагали, от знаменитого древнего Брута, а по
материнской линии - из другого знатного рода, Сервилиев, и был зятем и
племянником Катона. Почести и милости, оказанные ему Цезарем, усыпили в нем
намерение уничтожить единовластье. Ведь Брут не только был спасен Цезарем во
время бегства Помпея при Фарсале и не только своими просьбами спас многих своих
друзей, но и вообще пользовался большим доверием Цезаря. Брут получил в то время
самую высокую из преторских должностей и через три года должен был быть
консулом. Цезарь предпочел его Кассию, хотя Кассий тоже притязал на эту
должность. По этому поводу Цезарь, как передают, сказал, что, хотя притязания
Кассия, пожалуй, и более основательны, он, тем не менее, не может пренебречь
Брутом. Когда уже во время заговора какие-то люди донесли на Брута, Цезарь не
обратил на это внимания. Прикоснувшись рукой к своему телу, он сказал доносчику:
"Брут повременит еще с этим телом!" - желая этим сказать, что, по его мнению,
Брут за свою доблесть вполне достоин высшей власти, но стремление к ней не может
сделать его неблагодарным и низким. LXIII. НО, ПО-ВИДИМОМУ, то, что назначено судьбой, бывает не столько
неожиданным, сколько неотвратимым. И в этом случае были явлены, как сообщают,
удивительные знамения и видения: вспышки света на небе, неоднократно
раздававшийся по ночам шум, спускавшиеся на форум одинокие птицы - обо всем
этом, может быть, и не стоит упоминать при таком ужасном событии. Но, с другой
стороны, философ Страбон пишет, что появилось много огненных людей, куда-то
несущихся; у раба одного воина из руки извергалось сильное пламя - наблюдавшим
казалось, что он горит, однако, когда пламя исчезло, раб оказался невредимым.
При совершении самим Цезарем жертвоприношения у жертвенного животного не было
обнаружено сердца. Это было страшным предзнаменованием, так как нет в природе ни
одного животного без сердца. Многие рассказывают также, что какой-то гадатель
предсказал Цезарю, что в тот день месяца марта, который римляне называют идами ,
ему следует остерегаться большой опасности. Когда наступил этот день, Цезарь,
отправляясь в сенат, поздоровался с предсказателем и шутя сказал ему: "А ведь
мартовские иды наступили!", на что тот спокойно ответил: "Да, наступили, но не
прошли!" LXIV. В ЭТО ВРЕМЯ Децим Брут по прозванию Альбин (пользовавшийся таким доверием Цезаря, что тот записал его вторым наследником в своем завещании), один из участников заговора Брута и Кассия, боясь, как бы о заговоре не стало известно, если Цезарь отменит на этот день заседание сената, начал высмеивать гадателей, говоря, что Цезарь навлечет на себя обвинения и упреки в недоброжелательстве со стороны сенаторов, так как создается впечатление, что он издевается над сенатом. Действительно, продолжал он, сенат собрался по предложению Цезаря, и все готовы постановить, чтобы он был провозглашен царем внеиталийских провинций и носил царскую корону, находясь в других землях и морях; если же кто-нибудь объявит уже собравшимся сенаторам, чтобы они разошлись и собрались снова, когда Кальпурнии случится увидеть более благоприятные сны, - что станут тогда говорить недоброжелатели Цезаря? И если после этого кто-либо из друзей Цезаря станет утверждать, что такое положение вещей - не рабство, не тирания, кто пожелает прислушаться к их словам? А если Цезарь из-за дурных предзнаменований все же решил считать этот день неприсутственным, то лучше ему самому прийти и, обратившись с приветствием к сенату, отсрочить заседание. С этими словами Брут взял Цезаря за руку и повел. Когда Цезарь немного отошел от дома, навстречу ему направился какой-то чужой раб и хотел с ним заговорить; однако оттесненный напором окружавшей Цезаря толпы, раб вынужден был войти в дом. Он передал себя в распоряжение Кальпурнии и просил оставить его в доме, пока не вернется Цезарь, так как он должен сообщить Цезарю важные известия. LXV. АРТЕМИДОР из Книда, знаток греческой литературы, сошелся на этой почве с некоторыми лицами, участвовавшими в заговоре Брута, и ему удалось узнать почти все, что делалось у них. Он подошел к Цезарю, держа в руке свиток, в котором было написано все, что он намеревался донести Цезарю о заговоре. Увидев, что все свитки, которые ему вручают, Цезарь передает окружающим его рабам, он подошел совсем близко, придвинулся к нему вплотную и сказал: "Прочитай это, Цезарь, сам, не показывая другим, - и немедленно! Здесь написано об очень важном для тебя деле". Цезарь взял в руки свиток, однако прочесть его ему помешало множество просителей, хотя он и пытался много раз это сделать. Так он и вошел в сенат, держа в руках только этот свиток. Некоторые, впрочем, сообщают, что кто-то другой передал этот свиток Цезарю и что Артемидор вовсе не смог подойти к Цезарю, оттесняемый от него толпой во все время пути. LXVI. ОДНАКО это, может быть, просто игра случая; но место, где произошла
борьба и убийство Цезаря и где собрался в тот раз сенат, без всякого сомнения,
было избрано и назначено божеством, это было одно из прекрасно украшенных
зданий, построенных Помпеем, рядом с его театром; здесь находилось изображение
Помпея. Перед убийством Кассий, говорят, посмотрел на статую Помпея и молча
призвал его в помощники, несмотря на то, что не был чужд эпикурейской философии ;
однако приближение минуты, когда должно было произойти ужасное деяние,
по-видимому, привело его в какое-то исступление, заставившее забыть все прежние
мысли. Антония, верного Цезарю и отличавшегося большой телесной силой, Брут
Альбин нарочно задержал на улице, заведя с ним длинный разговор. LXVII. ПОСЛЕ убийства Цезаря Брут выступил вперед, как бы желая что-то
сказать о том, что было совершено; но сенаторы, не выдержав, бросились бежать,
распространив в народе смятение и непреодолимый страх. Одни закрывали дома,
другие оставляли без присмотра свои меняльные лавки и торговые помещения; многие
бегом направлялись к месту убийства, чтобы взглянуть на случившееся, многие
бежали уже оттуда, насмотревшись. Антоний и Лепид, наиболее близкие друзья
Цезаря, ускользнув из курии, укрылись в чужих домах. Заговорщики во главе с
Брутом, еще не успокоившись после убийства, сверкая обнаженными мечами,
собрались вместе и отправились из курии на Капитолий. Они не были похожи на
беглецов: радостно и смело они призывали народ к свободе, а людей знатного
происхождения, встречавшихся им на пути, приглашали принять участие в их
шествии. Некоторые, например Гай Октавий и Лентул Спинтер, шли вместе с ними и,
выдавая себя за соучастников убийства, приписывали себе славу. Позже они дорого
поплатились за свое хвастовство: они были казнены Антонием и молодым Цезарем.
Так они и не насладились славой, из-за которой умирали, ибо им никто не верил, и
даже те, кто подвергал их наказанию, карали их не за совершенный проступок, а за
злое намерение. LXVIII. ПОСЛЕ вскрытия завещания Цезаря обнаружилось, что он оставил
каждому римлянину значительный подарок. Видя, как его труп, обезображенный
ударами, несут через форум, толпы народа не сохранили спокойствия и порядка; они
нагромоздили вокруг трупа скамейки, решетки и столы менял с форума, подожгли все
это и таким образом предали труп сожжению. Затем одни, схватив горящие головни,
бросились поджигать дома убийц Цезаря; другие побежали по всему городу в поисках
заговорщиков, стараясь схватить их, чтобы разорвать на месте. Однако никого из
заговорщиков найти не удалось, все надежно укрылись в домах. LXIX. ЦЕЗАРЬ умер всего пятидесяти шести лет от роду, пережив Помпея
немногим более чем на четыре года. Цезарю не пришлось воспользоваться
могуществом и властью, к которым он ценой величайших опасностей стремился всю
жизнь и которых достиг с таким трудом. Ему достались только имя владыки и слава,
принесшая зависть и недоброжелательство сограждан. Его могучий гений-хранитель,
помогавший ему в течение всей жизни, и после смерти не оставил его, став
мстителем за убийство, преследуя убийц и гонясь за ними через моря и земли, пока
никого из них не осталось в живых. Он наказал всех, кто хоть как-то был
причастен либо к осуществлению убийства, либо к замыслам заговорщиков. |
Читайте: |
---|
Популярное:
Финансовый гороскоп для Крысы |
Новое
- Как испечь высокий пышный бисквит
- Пирог с клубникой в домашних условиях – простые и вкусные рецепты
- Морковный пирог — лучший рецепт с фото пошагово
- Рецепт: Колбаски из баранины с зеленью - Колбаски из баранины с зеленью и курдючным жиром Домашняя колбаса из баранины в кишках рецепт
- Печенье "мазурка" с грецкими орехами и изюмом Ингредиенты для крема
- Готовим лазанью с фаршем
- Калорийность скумбрии запеченной в фольге в духовке Скумбрия в духовке калорийность на 100 грамм
- Маш в мультиварке Приготовление маша в мультиварке
- Варим повидло из красной смородины на зиму – рецепт приготовления смородинового повидла в домашних условиях
- К чему сильно чешется правое или левое запястье